Подмена

— Иди ко мне, — позвала Госпожа, ее голос эхом донесся из глубины склепа. Дверь была приоткрыта — темный рубец на белом камне — и я повернулся и пошел туда, ведь это было последнее и лучшее из того, что мне осталось сделать.

На входе меня встретил запах мокрой земли и холодного камня. Весь пол был залит неглубоким слоем воды, то ли дождевой, то ли просочившейся из-под земли. Я не слышал ничего, кроме стука собственного сердца.

— Ты в крови, — сказала Госпожа из тьмы. — Я чувствую запах соли и меди.

В темноте ее лицо казалось призрачным, почти прозрачным. Кости проступали под кожей. Когда она подняла голову, чтобы взглянуть на меня, я увидел ее зубы, такие же зазубренные и беспощадные, как у Морриган.

Она улыбнулась и протянула мне руку.

— Подойди ближе и дай мне взглянуть на тебя.

Я сделал еще один шаг в темноту — от разрушенной церкви и круга наблюдателей.

— О, как я мечтала об этом, — сказала Госпожа. — Я мечтала об этом долгие годы, даже до того, как увидела тебя. Но самые смелые мечты — лишь жалкая замена живой плоти.

Теперь мы с ней были в склепе, недосягаемые для взглядов зрителей.

— Как давно вы живете за счет крови невинных жертв?

Она взяла меня за руку, притянула к себе так близко, что почти коснулась губами моего уха.

— Ты хочешь, чтобы я дала тебе ответ в годах? Полагаю, лучше вести счет в галлонах крови. Время не более чем миф для тех, кто живет так долго, что видел гибель всех возведений, обрушение всех порядков и прах всех установлений. Сначала люди демонизируют нас, а спустя столетия начинают нам поклоняться. Так уж заведено.

— Только не в Джентри, — ответил я. — Какое бы процветание вы им не дарили, какой бы мир не несли — они никогда вам не поклонялись. По крайней мере так, как было заведено у вас дома.

Госпожа улыбнулась, ее тонкие губы разъехались в стороны, обнажив зубы.

— Дома? Милый, мой дом там, где меня знают. Люди в Джентри делают мои изображения и предают их огню, но неужели ты думаешь, что мне важно, зачем они это делают — по любви или по злобе?

— То есть, вам не нужно, чтобы вас любили, для вас важно только, чтобы в вас верили?

Госпожа кивнула.

— Таков вечный закон. Боги впадают в немилость и превращаются в монстров. Но иногда они выходят из всепожирающего забвения, чтобы снова стать божествами.

— А вы? — спросил я, не отводя глаз от ее изможденного лица. Ее взгляд был невыносимо темным — безнадежным, как вечное возвращение в прошлое; темнее и беспросветнее, чем голод, война или мор. Она смотрела на меня так долго, словно заглядывала в самую глубину. — А вы?

Госпожа улыбнулась, потом протянула руку и дотронулась до моего лица.

— Я — ужас. — Ее кожа была так тонка, что на ощупь казалась бумажной. — Я черпаю силы в людском страхе и питаюсь им.

— Я думал, вы питаетесь кровью жертв.

Она рассмеялась сухим затхлым смешком.

— Милый мой, ты так очарователен в своей наивности! Я питаюсь самим фактом жертвоприношения. Я пожираю людскую любовь, боль и унижение. А теперь дай мне руку!

Я позволил ей взять меня за запястье. Госпожа обеими руками вцепилась в мою кисть и перевернула ее ладонью вверх, как будто хотела пощупать пульс. И вдруг впилась в мою плоть зубами.

Боль прошила руку до локтя, я захрипел, но не отдернулся. Собравшись с силами, я сделал мелкий вдох, потом еще один. Укус был такой силы, что у меня перед глазами поплыли белые круги.

— Я ожидала иного, — прошептала Госпожа, терзая мою плоть зубами. — О, я мечтала об этом с тех самых пор, когда впервые вкусила кровь себе подобного. Я до сих пор помню вкус отчаяния, боли, поражения… Так было с тем, кого звали Кори.

Я кивнул, стараясь дышать. В груди вдруг стало тесно.

— Вы убили его, — прошептал я. — Вы использовали его месяцами, или даже годами, а потом убили.

— Город погибал, мой хороший. Мы связаны с жителями Джентри, мы обязаны помогать им, даже когда они не считают это помощью. Даже когда цена становится для них непомерной.

— Помогать! — прохрипел я. — О да, вы замечательно им помогли! Помогли их детям лечь в гробы. Помогли им набить свои дома амулетами. Вы считаете себя богиней, но на самом деле вы просто чудовище!

Она покачала головой.

— Ты напрасно берешь на себя смелость называть по имени то, чему нет именования. Мы — бедствие и катастрофа. Мы — вековая пляска ужаса, вечная песнь страха этого мира. — Она провела языком по моей ладони, потом подняла голову и улыбнулась. Зубы у нее были красные от крови. — Взгляни на себя. Тебя сделали чужаком, гнусным изгоем, а ты все равно цепляешься за жизнь, за своих так называемых друзей! Ты любишь и дорожишь теми, кто тебя ненавидит!

Ее укус был горячим, как огонь. Он обжег всю мою руку, перед глазами плыло.

Я выдохнул, позволив ей пить мою кровь, мою вину, тайну, тревогу и страх. Вместе с кровью из меня хлынул поток образов и воспоминаний.