- Сашка, потом докопайся, когда поляки были в Кремле, - обернувшись, велел Архаров, глядя при этом на князя несколько недоверчиво: в глубине души он не мог поверить, что Кремль когда-либо отдали - и кому?!.
- Полтораста? - сам себя спросил Волконский?. - Или поболее… Да какая разница?
Он швырнул на стол письма и прошелся по кабинету, пытаясь обрести хладнокровие.
Он не был трусом или паникером, он был боевым офицером, воевал и с турками, и с пруссаками, в 1736 году отбыл в действующую армию подпоручиком, и чины свои добывал в боях. Но он был стар, он сознавал это и боялся, что задача удержать Москву окажется ему не по плечу.
- Да стой ты, не шарахайся, - сказал он отступившему на шаг назад Саше и, похлопав архаровского секретаря по плечу, вернулся к столу, где лежал, свисая, большой план Москвы.
- Гляди, Николай Петрович. Еще при царе Петре, сколько я разумею, Москва была невелика, и валов, что вокруг Белого города, было довольно - вся она в тех пределах помещалась, - княжеский палец обвел по плану дугу, - а далее - слободы, стрелецкие и прочие, да деревни. Теперь же разрослась. Вон я по Сретенке проезжал, так раньше, помню, за воротами тут же избы начинались, а теперь - все каменные домы, лавки, фабрики!
- То бишь, там фабричные живут? - уточнил Архаров, тут же вспомнив, сколько неприятностей было в чумной бунт от работников с кирпичных заводов.
- Фабричные, да не пришлые, - поняв, что волнует обер-полицмейстера, отвечал князь. - Свои, московские. Пушкари там спокон веку жили, колокола там спокон веку лили. Успокойся, Николай Петрович, эти не выдадут.
- Не выдадут, да ведь и не выстоят. Михайла Никитич, ты воевал, дело знаешь, вот и скажи - можем ли мы всю Москву от злодея оборонить? Тем более, что он придет с артиллерией? - прямо спросил Архаров.
Вопрос был неприятный. Но Архаров глядел спокойно - и спокойствие оказалось заразительным. Князь вдруг вспомнил, что сказать себе правду, пусть даже наигорчайшую, означает первый шаг к успеху.
- Мы можем оборонить лишь ту часть Москвы, что за валами, - так же прямо сказал Волконский. - Новых укреплений настроить не успеем. Ты представь, во сколько верст длиной должны быть те укрепления, дабы охватить всю Москву!
- Всю не всю, но с востока и с юга…
- А кто тебе сказал, что злодей непременно притащится с востока и с юга? Коли он из яицких казаков, то способен на хитрости, особливо имея при себе штаб из боевых офицеров…
- Где ж он их бы набрал?
- Николай Петрович… - Волконский вздохнул. - Мне и про это писали. Он немцев-колонистов на службу берет, а среди них всякие людишки попадаются. И гарнизонный офицер иной тоже… на добычу польстится…
- Худо.
- И я говорю - худо. А коли у него еще есть хоть один опытный минер…
- Иное худо, - сказал Архаров. - Сдается есть у него в Москве сообщники, кои встречь ему подымут в условленный час бунт и впустят его в город. А у нас - сам ведаешь… Донесения об его успехах - и то не все получаем.
- Будет тебе стращать…
- Не я стращаю, ваше сиятельство, - злодей…
И оба крепко задумались.
- Мои люди таких крикунов на Лубянку притаскивают - не то что волосы, у моего Шварца парик, поди, дыбом становится, - пошутил Архаров.
Волконский стал копаться в бумагах, ворча, что развелось их, как тараканов в мужичьей избе, только что не ползают. Наконец добыл искомые и протянул обер-полицмейстеру.
- Коли так, Николай Петрович, надобно будет народу память несколько освежить.
Сказать князю, как Левушке, «Волконский, читай», Архаров не мог, сам разбирать буквы не желал - это дело ему всегда плохо давалось, потому и спросил, держась от князя с бумагами подалее:
- Что это?
- А это, сударь, наш знаменитый «Указ о неболтании лишнего»! Вот именно так он и называется. Хотя есть и иное название - «Манифест о молчании». Государыня его опять обновить велела. Вон, нарочно о том пишет… Велю свезти на печатный двор, пусть размножат, и пошлю людей с солдатами, чтобы на торгах и всюду, где толпа, читали.
- Не поможет, - спокойно сказал Архаров. - Выслушают и тут же забудут.
- А сие уж не моя, а их, забывчивых остолопов, беда! - резко заявил князь. - Мы им напомним, чтобы языков не распускали, и предупредим.
«Указ о неболтании лишнего» возник по особому случаю. Когда Екатерина Алексеевна сделалась самовластной русской царицей, тут же обнаружилась ее связь с Григорием Орловым. Против самой связи с красавцем никто бы и не возражал - вон государыня покойная Елизавета жила же с Андреем Разумовским, как жена с мужем, и было ладно. Но Орловы вздумали возвыситься еще круче, еще бесподобнее, а для того - повенчать Екатерину с Григорием. Шуму вокруг той затеи сделалось много, а в итоге сплетникам удалось рассердить молодую царицу. Указ был написан яростно - люди развращенных нравов и мыслей, которые суют свой нос в дела, до них не принадлежащие, прямо именовались слабоумными, а их умствования - непристойными. После чего он не раз обновлялся, а за нарушителямии гонялись полиция.
- Как прикажешь, Михайла Никитич, - сказал Архаров. - Пошлем людей читать его на торгах.
- Есть у тебя голосистые?