Подметный манифест

Княжне, очевидно, беседа нравилась меньше - ей приходилось скрывать сведения с некоторым для себя риском. Однако и она несколько увлеклась, оправдывая характеристику Шварца: особа надменная и остроумная, желающая верховодить. Ей хотелось одолеть Архарова в словесном поединке - и он прекрасно это видел. Если бы только поединок не имел отношения к заговору, в коем оказывались увязаны вместе Варенька Пухова и маркиз Пугачев, все было бы совсем прелестно…

- Они имели случай познакомиться в Кожевниках, - отвечал княжне обер-полицмейстер. - И хотел бы я узнать у девицы Пуховой приметы ее похитителей, но не могу же ради этого с вооруженными людьми врываться в дом княжны Шестуновой… Однако вернемся к злодейскому манифесту. Желательно мне отыскать человека, который его потерял, и с ним побеседовать у себя на Лубянке. Вы понимаете, сударыня, я не хочу унижать вас явлением полицейского наряда среди бела дня, опознанием виновника, всем прочим, что полагается в таких случаях по закону. Мой подчиненный в любой час готов выступить свидетелем, а также назвать других свидетелей. Потому я и прибыл к вам для приватной беседы.

- Да я-то что могу? - уже несколько беспокоясь, спросила Анна Сергеевна. И они некоторое время препирались, причем Архаров был настолько галантен, что Левушка еле удерживался от фырканья. Княжна же понимала, что свидетель, коли до того дойдет, опознает ее самое, и даже пыталась увести обер-полицмейстера в сторону от неприятного вопроса.

Наконец Архаров с горечью объявил, что княжне не угодно его понимать и что она, очевидно, желает покровительствовать преступнику, потому ему придется откланяться и уехать вместе с поручиком Тучковым и не осуществленными благими намерениями.

Княжна видела, что вздыхать с облегчением рано, однако задерживать обер-полицмейстера не стала - и тут проявила гордость, которая завтра же могла ей выйти боком.

Сойдя с крыльца и забравшись в карету, Архаров тут же велел Степану незаметно вылезать через противоположную дверцу. При этом ему мешал говорить разволновавшийся Левушка, пристававший с важным вопросом: почему не потребовали привести в гостиную девицу Пухову?

- Во-первых, мы с тобой не уверены, что она действительно там, улики-то косвенные, прямых нет, - отвечал Архаров. - А во-вторых, коли она в доме Долгоруковой, то прекрасно знает, о чем мы с княжной толковали.

Он был несколько недоволен Левушкиной горячностью, потому что забыл некое обстоятельство - все время после штурма шулерского притона, а это, почитай, год, поручик Тучков исправно таскал на шее миниатюрный портрет девицы Пуховой. Не то чтоб влюбился, как буйный Федька, не умеющий существовать спокойно, а вот просто надевал каждое утро тонкую ленточку, прятал позолоченный овал меж рубашкой и камзолом, и было в этом маленькое празднество души, жаждущей во всем видеть и слышать красоту.

- Ты полагаешь, она подслушивала? - недоверчиво спросил Левушка.

- Отчего бы нет? Но есть еще возможность - княжна, выпроводив нас, пошла к ней разбираться, как это незамужняя девица исхитрилась познакомиться в Кожевниках с полицейским? И, если Пухова там, то прибежала она туда спозаранку и как-то объяснила свое появление. Так что княжна понимает - то, о чем мы говорили, вполне может оказаться истиной…

- Истиной - и что же?

- То, что ты тут сейчас останешься с Канзафаровым. Я же поеду на Лубянку, оттуда вернусь домой на Фетиде, а карету пришлю в Кривоколенный. Так что когда эта сумбурщица выскочит из дому, чтобы бежать ко мне на Пречистенку, вы тут же ее остановите. Она тебя, Тучков, знает, ты там, помнится, за ней махал, так что привезешь.

- Архаров!!! - завопил Левушка, раскинув для дружеского объятия руки настолько, насколько позволяла внутренность экипажа.

- Пошел ты к монаху на хрен! - шарахнувшись, отвечал обер-полицмейстер.

Карета укатила, Левушка с полицейским успели заскочить за угол, чтобы никто из долгоруковской дворни их не заметил. Архаров задумался о делах своих нелегких и даже не сразу заметил, что экипаж уже давно стоит, Иван почти бесшумно открыл дверцу и пора вылезать.

Он прошел небольшое расстояние от экипажа до дверей и вспомнил Дуньку в голубом кафтанчике. Славно было, что она вытащила его на прогулку, славно… хоть вспомнилось, какое оно такое - лето…

Вернувшись на Пречистенку, обер-полицмейстер с известным лукавством пошел убедиться, что Федька лежит в чистоте и что в комнатушке нет дурных запахов. У раненого он обнаружил Матвея.

- Ужинать приехал? - тут же спросил Архаров. - Пошли скорее, я голоден, как черт. Ты мою комиссию исполнил?

- От меня уж извозчики шарахаются, - сказал Матвей. - Знают - с этим господином три-четыре часа ездишь, а платит мало. Побывал у немецких докторов, у тех, кто из себя знатную персону не корчит.

- Докладывай, - шагая к столовой, велел Архаров.

- А чего докладывать? Никому колотой раны не попадалось, - сказал Матвей. - И слуха о таковой не было. Либо врут.

- Либо ты расспрашивать не умеешь. Никодимка, дармоед! Вели стол накрывать!

Этот приказ сопровождался подзатыльником - умеренным, но необходимым.