Подметный манифест

Портрет на груди сделался ему привычен и даже необходим - он часто глядел на крошечное красивое личико, на девушку-дитя с печальными глазами. Точно так же ему, всегда бодрому и готовому веселиться, нужны были песни господина Попова, написанные словно бы от лица несчастного любовника. И он вполне искренне и бодро пел, сам себе аккомпанируя на клавикордах, такой, к примеру, нежный куплет:

Хоть и ведаю, к несчастьюИ к мучению себе,Что, прельщенный лютой страстью,Неугоден я тебе;

Но, твоей отдавшись волеИ заразам милых глаз,Вольностью не льщуся болеЯ по самый смертный час.

Далее в песне следовало удивительное воспоминание о будущем - любовник прежалостными стихами рассказывал, как он умрет с именем своей красавицы на устах; она же, равнодушная, явится к гробу, чтобы произнести краткую эпитафию. И все это Левушка превосходно изображал голосом и аккордами, да так, что у самого порой слезы на глаза просились. Однако было это особой утонченной игрой души, и коли бы не красота слов, не красота музыки, то и не разыграла бы душа сама для себя сию трагическую пастораль.

Живая Варенька, не столь прекрасная, как на портрете, болезненная и сумбурная, не вовремя произносящая возвышенные речи, та Варенька, которую он встретил в переулке у калитки, которой не сразу сумел объяснить, кто он таков и для чего тут бродит, показалась ему в эту ночь даже недостойной своего мечтательного живописного образа. И Левушка, доставив ее в архаровский особняк, все время пытался понять - для чего же он все это время не расставался с миниатюрой? Совесть, однако, подсказывала: миниатюра спасла ему жизнь, а неблагодарность - грех. И он был смущен, как бывает смущен всякий, раскрывши кошелек, где должны лежать золотые червонцы, но обретши там медные пятаки.

Не давая воли таким странным размышлениям, Левушка взбежал по лестнице - как и положено длинноногому вертопраху, через две ступеньки.

Архаров при полном параде, блистая золотым шитьем, сидел за столом и с любопытством глядел на дверь. Девушка, которую Левушка с Канзафаровым привезли к нему, возможно, была единственной законной наследницей российского трона. Стоило подумать об этом - делалось жутковато. И ведь даже неизвестно - как ее принимать. Дамы в гостях у Архарова бывали, но приезжали с мужьями и днем, усаживали их в гостиной, Меркурий Иванович знал, как это делается. А вот ночью… кофей, что ли, велеть изготовить?…

Никодимка в дорогой ливрее торчал снаружи, чтобы соблюсти приличие и доложить о гостье. Посылать его возиться с кофейником - нелепо, а только он и умел приготовить напиток должным образом, чтобы аромат заполнил весь особняк. А подавать конфекты со сладостями без кофея тоже как-то странно - словно малое дитя в гости принесли…

Саша, тоже принаряженный, стоял у расписного шкафа-бюро. Он все приготовил - бумагу, свежие чернила, несколько новых перьев собственноручно заточил по своему вкусу. Словом, являл собой прекрасного секретаря - и только отрешенный вид свитетельствовал, насколько он сейчас томится без своих астрономий.

Дверь открылась - и Никодимка, вроде бы вышколенный, доложил радостно и с совершенно неожиданними выкрутасами:

- К вашим милостям особа персоны дамского сословия изволят пребывать! И господин поручик Тучков при ней тут же состоит!

Архаров понял, что пора привлекать к воспитанию Шварца и Ваню Носатого.

Но Никодимкина дурость пошла на пользу делу. Варенька невольно засмеялась. Так, смеясь, и вошла, а обер-полицмейстер встал и достойно поклонился.

- Вот, Николай Петрович, госпожа Пухова, как вы изволили предусмотреть, - сказал, появляясь в кабинете, Левушка. - Мы встретили госпожу Пухову у дома ее сиятельства, предложили воспользоваться экипажем. Госпожа Пухова любезно согласилась…

В кабинете появился Канзафаров, и более того - каким-то извилистым движением проскользнул и встал у печки Никодимка. Ему страх как было любопытно, что за молодую девицу привезли к барину на ночь глядя.

- Сударыня, как вы нашли господина Савина? - первым делом, помня, что Варенька сорвалась и помчалась к человеку, уже второй раз спасшему ее из беды, спросил Архаров. - За ним в моем доме превосходный уход, господин Воробьев дважды в день навещает, рана заживает…

- Ах, господин обер-полицмейстер, кабы мне кто сказал, что вы у себя своих полицейских лечите! - перебила Варенька. - Я не знала, что такое возможно, право, не знала!

Рассказывать при свое особое отношение к Федьке Архаров не стал.

- Я, сударыня, рад вашему визиту, потому что вы убедились, что господин Савин выздоравливает, - с большим достоинством приступил к делу Архаров. - А теперь, коли ответите на некоторые вопросы, буду вам весьма признателен. Вы знаете, для чего я приезжал к госпоже Долгоруковой…