Подметный манифест

Недоросль волновался, восклицал, переходил на французскую речь, наконец выматерил Левушку - материть Архарова побоялся. Левушка дал сдачи, и дал щедро - любовь к музыке вкупе с возвышенными чувствами у него была сама по себе, а понимание жезненных необходимостей - само по себе, и на полковом плацу, школя рядовых, он мог загнуть весьма выразительную словесную загогулину, беря в том пример со старшего товарища. Опять же, и архаровцы, общество которых он любил, многому могли научить.

Наконец карета опять тронулась и с переменным успехом добралась до Мясницкой, оттуда - до Покровских ворот. За ними уже стало полегче.

- Гляди-ка, - сказал Архаров, отодвигая занавеску. - Вон сколько публики-то собирается…

И точно - к единственному в той части Москвы мосту через Яузу катили кареты с гербами на дверцах. Левушка насчитал их четыре.

- А что, сударь, когда свой инвитасьон изволил получить? - спросил Архаров недоросля. - Не может быть, чтоб давно…

- С утра от тетушки доставили. Она писать не охотница, прислала с человеком заместо записки, а на словах - чтобы я за ней заехал. Мой-то экипаж новомодный, щегольской, а у нее… - Вельяминов задумался, припоминая для сравнения хоть какое древнее историческое событие. Но ничего древнее минувшего царствования он не ведал.

Однако Архаров с Левушкой догадались, в чем загвоздка.

- Времен царя Гороха, - сказал невеликий историк Архаров, и одновременно Левушка произнес:

- Времен царя Навуходоносора!

- Кажись, нам повезло, Тучков, - пробормотал Архаров. - Ну, Господи благослови…

Карета подкатила к театральному подъезду. Все было устроено наилучшим образом - по довольно широкой дуге экипажи один за другим доставляли знатную публику и тут же отбывали в аллею за театром. Левушка выпрыгнул первым, следом при помощи лакея вышел недоросль Вельяминов, последним выбрался Архаров. И тут же, не сговариваясь, поручик Тучков и полковник Архаров встали справа и слева от недоросля, причем полковник незаметно уперся ему отставленным большим пальцем в бок. Недоросль как приоткрыл рот, так и не мог закрыть обратно: он понял, что при малейшем его неповиновении раздастся выстрел.

- Доставай, сударь, инвитасьон из кармана, - прошипел Левушка.

Приглашение выглядело как обычное письмо на имя милостивой государыни, и так далее, с указанием названия трагедии и с подписью князя Горелова. Оно потребовалось уже в театральных сенях, где подошел некий кавалер и осведомился, с кем имеет честь. Недоросль объявил себя племянником госпожи Хворостининой, а Архарова с Левушкой тоже причислил к родне. При этом Левушка пришел ему на помошь, затеяв считаться родством с отсутствующей дамой, Архаров же отвернулся - его довольно уже запомнили москвичи и могли признать в лицо.

К счастью, прибыл экипаж, в коем сидели какие-то важные господа, и кавалер устремился к ним. Архаров окинул взглядом сени и обнаружил, что стоит в них, разбившись на две компании, какой-то разномастный народ, одни мужчины, причем у многих - сабли или палаши. В театральную залу они явно не спешили.

Архаровская подозрительность, и без того рвущаяся в дело, как стая охотничьих псов со сворки, тут же отметила какое-то тревожное состояние этих вооруженных мужчин.

- Идем скорее, - шепнул Левушка, которому было несколько не по себе: они втроем стояли посреди сеней, Вельяминов мог в любую минуту вытворить очередное дурачество…

Наконец Архаров, Левушка и недоросль оказались в театральной зале.

Это было немалое помещение с десятью рядами кресел, причем задние ряды стояли уже на возвышениях, и с неимоверным количеством небольших лож, разделенных между собой стенками, и каждая стенка имела в торце обращенную к залу высокую колонну. Ложи были расположены полукругом, и в некоторых уже сидели дамы.

- Позволь, сударь, а ведь мы сюда сдуру проскочили, - сказал Левушка Вельяминову. - Тетушке твоей, поди, ложа полагается. Пошли ее искать.

- На что тебе ложа, Тучков? - спросил Архаров, озираясь по сторонам. За все время своей московской жизни он ни разу не побывал в театре, все было как-то недосуг, и теперь изнемогал от любопытства.

Кое-что в зале успели подновить, кресла, казалось, были новые, но вот расписной потолок остался таким, каким его видела еще покойная императрица Елизавета Петровна, когда по случаю ее коронации тут давали оперу «Титово милосердие», и сразу же за ней - балет «Радость народа, появление Астреи на российском горизонте и о восстановлении златого века». На потолке же был представлен этот златой век, только потусклел и облупился.

Портал сцены тоже блистал чистотой и свежей краской. Но натянутая сзади преогромная холстина с изображением крепости, состоящей из толстой башни и стен, на которые употреблены были булыжники, сдается, имела славное прошлое.

- Увидишь, - лаконично произнес Левушка.

Не отпуская от себя Вельяминова, они вышли в маленькую дверь возле рампы, где уже горело множество свечек, попали в какие-то сенцы, поднялись по лестнице и угодили в большой подковообразный коридор, куда выходили двери лож.