Подписчики

Наконец она уперлась взглядом в шрам. В этой комнате он казался даже симпатичным — блестящее пятно, словно специально предназначенное улавливать свет. Но Марлоу понимала, что впечатление может быть обманчивым. Однажды она в приступе окрашенного сожалением интереса задавала своему девайсу бесконечные вопросы о шрамах и узнала, что цвет их может меняться, темнеть и бледнеть в течение дня, варьироваться под влиянием различных эмоций, а некоторые из них никогда полностью не теряют своей злой яркости. Возможно, рубец на лице у Хани сейчас не сильно выделялся, потому что с виду она была совершенно спокойна.

— Откуда тебе известно про это место? — спросила Марлоу. Она все еще стояла, оцепенев, в нескольких шагах от дивана, не зная, что делать, сесть или нет. Непрошеные гости чувствовали себя свободнее, чем она. — Как ты узнала, что я здесь?

Хани поморщилась, взглянув на серое пятно на пальце перчатки, появившееся, когда она коснулась табуретки.

— В Нью-Йорке сейчас каждая собака знает, что ты здесь, — проговорила она, махнув рукой в сторону улицы. — Я услышала, что тебя чуть не поймали в Архиве, и попросила посмотреть записи с камер. Мне, знаешь ли, не отказывают. Я очень щедра. — Хани улыбнулась Матео, но робот этого не заметил — он вежливо смотрел в пустоту. — Я видела, как ты записывала этот адрес в зале со старым интернетом. Камеры помогли разобрать твои каракули.

Марлоу покраснела. Она полагала, что в Нью-Йорке, с таким количеством людей, сутулых и безобразно жующих на ходу, видеонаблюдение не очень распространено. Но теперь поняла: их беззаботность говорит лишь о том, что никому не интересно наблюдать за ними. Но это не значит, что их не снимают.

— Это вторжение в частную жизнь, — рявкнула Марлоу.

Хани захохотала. Задорный смех, наполнивший квартиру, напомнил о том, что здесь когда-то жили люди. Потом она вдруг замолчала и задумалась. Она изучала Марлоу так пристально, словно та только что ожила и наконец стала интереснее, чем покрытая пылью мебель.

— Я рада, что ты так думаешь. — Хани встала и хлопнула в ладоши. — Тогда пойдем, — сказала она. — Наверняка кто-то из службы безопасности Архива уже продал информацию о твоем местонахождении.

Марлоу никогда еще так не злилась на саму себя. Надо же было ей писать адрес! Неужели она не могла его запомнить? (В том-то и дело, что не могла. С того дня, когда на нее надели девайс, ничего запоминать уже не требовалось, и теперь соответствующая часть мозга не функционировала.) Чутье ее не подвело: от бумаги одни неприятности. Она взяла с дивана рукописное письмо, неловко сложила его и сунула в карман джинсов.

— Когда я в прошлый раз ездила с тобой, моя жизнь оказалась разрушена, — сказала она Хани.

— Для меня, знаешь ли, та прогулка тоже обернулась не праздником, — ответила Хани. — И все же я пытаюсь помочь тебе.

Она спрыгнула с табурета и подвела Марлоу к окну. Внизу, на Восьмой авеню, сновали туда-сюда люди, все выглядели целеустремленными и вроде бы безразличными к местонахождению Марлоу. Но затем она увидела одно за другим два такси с мерцающей на крышах голограммой ее лица.

— Короче говоря, — сказала Хани, — люди уже в курсе, что ты находишься по этому адресу. Полагаю, ты догадываешься, что будет, если ты выйдешь отсюда одна. Моя машина за углом, у черного хода. Понимаю, что ты мне не доверяешь, но я твое единственное спасение.

Марлоу отвернулась к окну и посмотрела в потолок, притворяясь, что взвешивает несуществующие варианты. Над головой она заметила ряд белых зубцов — остатки снесенной или рухнувшей стены, которая когда-то, видимо, защищала диван от солнца, в конце концов обесцветившего обивку.

Хани наблюдала за ней. Марлоу взглянула ей в глаза.

— Мне было бы легче, — произнесла она, — если бы ты сказала, что тебе надо. Какой твой интерес.

Хани фыркнула.

— Вы, ребята из Созвездия, не видите ничего за пределами сценария. Здесь, в реальном мире, мы иногда делаем что-то просто так и ждем, что будет дальше.

Марлоу внезапно вспомнила урок этнографии в средней школе. Учительница долго распространялась о какой-то стране, где жители поливают спагетти соусом с перцем чили; это сомнительное сообщение вызвало лишь пустые взгляды, поскольку дети из анклава никогда не пробовали ни того, ни другого. Вдруг один ученик спросил у преподавательницы, что уникального, по ее мнению, в Созвездии, какие обычаи существуют только там. Конечно, очевидным ответом было бы «круглосуточная съемка и вещание на миллионную аудиторию». Но поскольку учительница не могла сказать это на камеру, она пустилась в рассуждения о городской архитектуре. У Марлоу имелся другой ответ, хотя она и не подняла руку, чтобы выразить свое мнение. «Мы видим сюжет кристально ясно, — думала она. — Мы относимся к людям как к персонажам. Вот что дает такой образ жизни. Вот что отличает нас».