Прежде чем она поехала домой, Эллис просунул голову в окно водительского сиденья ее машины и поцеловал Марлоу. Всю дорогу она обнимала колени и хихикала, радуясь удаче: ей посчастливилось встретить нового парня и познакомиться со всеми его друзьями. Она вошла в дом, хлопнув дверью своей комнаты в ответ на вопросы матери, и тут же включила каждого из них в список соседей на карте. И их иконки тут же выпрыгнули вокруг ее собственной. Поразительно: эти дружелюбные ребята были прямо здесь, поблизости. И, несмотря на прошлое Марлоу — несмотря на инцидент, о котором они все должны были знать, поскольку именно этим она известна, — все обращались с ней как с нормальной. Появившийся рядом Эллис Триест мгновенно освободил ее от многолетней привычки сторониться людей.
В ту ночь, лежа в кровати, она наводила о нем справки. Оказалось, что его родители состоят в совете директоров сети. Они были в числе старых голливудских продюсеров, которые придумали Созвездие и в две тысячи двадцатые годы подсуетились и приобрели засыпанный пеплом участок земли, на котором впоследствии построили анклав. Она узнала, что Эллис актер бизнес-класса, а значит, он имел настоящую работу, а не просто создавал определенный образ перед камерой. Ему даже разрешалось путешествовать за границы Созвездия; он служил в отделе маркетинга находившейся за городом компании под названием «Антидот Фармасьютикал», которая — Марлоу поискала еще информацию, забросив ноги на изголовье кровати и нетерпеливо тряся коленом, — являлась ценным рекламным партнером сети. Под официальной фотографией Эллиса с каменным лицом, которое Марлоу задержала в голове, изучая каждую пору, красовался слоган: «Спроси меня об „Истериле“». Именно эти таблетки обеспечивали ее спокойствие и позволяли ей оставаться в эфире.
Когда они начали встречаться, у Марлоу порой возникало подозрение, что знакомство организовано сетью. Что, если их отношения были спланированы на совещаниях? Например, некий амбициозный стажер из «Антидота», изучив Марлоу, обратил внимание на то, что она выглядит одинокой и, скорее всего, обрадуется встрече с человеком, окруженным друзьями. А какой-нибудь вице-президент чего-нибудь одобрил предложение, повернулся к Эллису и сказал: «Триест, ты ведь холост, верно?» И Эллис понимающе кивнул, демонстрируя преданность компании, и ответил: «Хорошо, я займусь этим». Что, если все это правда?
Неважно, как все завязалось, решила Марлоу потом, ее радовала принадлежность к компании. Она была счастлива иметь друзей и гордилась тем, что заполучила неприступного Эллиса Триеста. Он сразу признался, что отличается снобизмом и к людям вообще предъявляет, наверно, слишком высокие требования, а большинство женщин считает чересчур впечатлительными. Учитывая такую систему координат, Марлоу с еще большим удовольствием слушала от него похвалы своей невозмутимости. Он замечал, какая она спокойная для девушки, какая уравновешенная, флегматичная. Но Марлоу нетрудно было поддерживать безразличный вид. «Истерил» хранил ее эмоции, как одежду в комоде — каждый предмет на своем месте, разворачивается только при крайней необходимости и легко убирается назад, аккуратно сложенный. Ей ужасно польстило, что ее называли сдержанной — ее, девушку, которую так долго считали склонной к насилию, — и потому Марлоу не пришло в голову, что глупо выходить замуж за человека, просто обрадовавшись произведенному на него впечатлению.
На свадьбе их окружали те же люди, что находились в баре в вечер их знакомства. Когда распорядители рассаживали друзей — со стороны жениха или со стороны невесты? — все хлопали в ладоши и говорили, что это неважно, что любят их обоих. Марлоу никогда еще не была так довольна.