В любом случае получится очень некрасиво, подумала Марлоу, глядя, как Флосс пробирается между близко стоящими столиками. Колышущаяся филейная часть задевала тарелки с блюдами с обеих сторон. У ее ребенка никогда не будет такой задницы, решила Марлоу, и вообще ничего от ее матери. После не особенно долгих обсуждений они с Эллисом решили попросить дизайнеров не включать гены Флосс в ДНК ребенка. Полностью отбросить их. Марлоу жалела только, что эту идею выдвинул не Эллис, — тогда она смогла бы заявить, что он ее уговорил. Но это было не так. Предложение исходило от нее самой.
В 3:05 ночи у Эллиса сработал будильник. Он растолкал Марлоу и прошептал:
— Камеры выключены. — Он лег на бок и подбил подушку под голову так, чтобы видеть жену.
Марлоу вдруг встревожило, что он захотел секса, и она попыталась усмирить желание дать ему отпор. Можно попросить девайс показать фотографии актеров-пожарных из Созвездия.
Но Эллис хотел вовсе не секса.
— Мы должны принять решение насчет ребенка, — сказал он. — Оплодотворение на следующей неделе. Это уже просто смешно.
Марлоу натянула одеяло под подбородок.
— Я же говорила, что не против угревой сыпи, — пробормотала она.
Они размышляли много дней, читая вопросы анкеты в голове и вслух обмениваясь ответами. Выстраивали обширную семейную историю, сообщая друг другу места рождений и смертей, болезни, отличительные черты родственников. Так создавался ребенок: программа составляла геном, основываясь на личных качествах всех предков. Марлоу и Эллис могли выбрать для своего отпрыска любые свойства из ДНК. Было большое искушение сделать сына или дочь идеальными, но исследования (а также Жаклин) утверждали, что дети, запрограммированные без потенциальных недостатков, получаются «психологически неблагополучными», как называлось это в научных работах, или «чудаками из чашки Петри», как выражалась Жаклин. «Легкое несовершенство необходимо», — говорила она Марлоу, тихонько кивая на родинку на шее своей дочери. Однако даже слабый изъян казался жестокостью. Марлоу никак не могла придумать, с каким дефектом она бы смирилась. В конце концов Эллис предложил акне. «Никто еще не умирал от прыщей», — заметил он.
— Я сейчас говорю не про недостатки, — сказал он теперь. — А про пол.
Марлоу знала, что он хочет мальчика и что уже думает о передаче ребенку наследства, которое и сам еще не получил. И, несмотря на то что Эллис часто появлялся на публике то с матерью, легендарной бизнес-леди, то в винтажной футболке с надписью «шальная ФЕМИНИСТКА», он не представлял себе ничего лучше собственного отражения в зеркале.
Не то чтобы Марлоу не хотела мальчика или хотела девочку. Просто выбор пола означал бы окончательное решение по поводу ребенка, который пока существовал только в гипотетических лабораторных вариантах и нервозных планах вечеринки. Репродуктивному центру неспроста требовалось знать пол младенца до праздника оплодотворения: во время этого события модель ребенка в натуральную величину проектировалась на гигантский экран. Марлоу с ужасом представляла себе это зрелище. Она чувствовала, что точкой невозврата окажется не тот вечер, когда она получила роль беременной, и даже не момент имплантации эмбриона, а вид агукающего будущего малыша. Что она сможет сделать, как сможет размышлять над способами вывернуться из этого сюжета после того, как увидит своего ребенка?
— Давай поговорим об этом завтра, — ответила она, повернулась на бок и почти мгновенно заснула.
Сон без «Истерила» давал совершенно новые ощущения; поначалу она просто глубоко проваливалась в черную яму, а потом к ней приходили яркие сны. Возвращались старые кошмары: Грейс умоляет не сопротивляться, Хани корчит рожу, глядя в камеру на приборной панели, поднявшаяся вода затекает в машину. Но сегодня ей снилось оплодотворение. Она видела себя в желтом платье, рядом с ней топтался Эллис. Оба они стояли, как планировалось, перед улыбающейся толпой на заднем дворе материнского дома. Все присутствующие обратили лица с вышколенными выражениями на экран, висящий над алтарем. Там показывали ребенка Марлоу с пухлыми ножками, ручками в ямочках и покрытой нежным пушком головкой. Но на месте лица находилось только темное стекло, как у того робота, которого она нечаянно увидела в магазине одежды. И поверх ошеломленного шепота толпы Марлоу ясно услышала, как ее мать, стоявшая за спиной, воскликнула: «Фигасе, только посмотрите, какая она красотка».