Подростки

Кабинет был просторный и совсем не заставленный мебелью. Пушистый ковер, большой письменный стол в дальнем от двери углу, несколько стульев вдоль стен, три больших картины и огромный до потолка портрет царя — вот и вся обстановка. Эта строгость почти ничем не заполненной комнаты вызывала у гимназисток особый, чуть ли не суеверный страх.

В учительскую, где было столько народа, девочки не боялись заходить. Но сюда… даже мимо дверей кабинета старались быстрее пройти.

Вера оробела, едва зайдя в кабинет. Она почувствовала, как от волнения начала мелко-мелко дрожать жилка под левой коленкой, и остановить эту дрожь девочка не могла, как ни старалась. Опустив голову, Вера медленно пошла по пушистому ковру. Комната казалась бесконечной. Там, далеко в самом углу, за большим письменным столом сидела женщина с бесстрастными холодными серыми глазами.

Девочка сделала реверанс. Он вышел неуклюжим, и Вере показалось, что начальница поморщилась.

— Ученица третьего нормального класса Кочина Вера, — сказала классная дама.

— Я слышала о вас неплохие отзывы, — сказала начальница глуховатым голосом, которого боялась вся гимназия.

Вера подняла глаза. Лицо начальницы было суровым и слегка брезгливым. Казалось, что серые глаза ее пронзают насквозь. Девочка почувствовала, что сейчас бьется не только жилка под коленкой, но начинает дрожать нижняя челюсть и стучат зубы.

Начальница выдержала паузу. Она знала, как это действует.

— Однако вы занялись такими вещами, которые никак не вяжутся с понятием о честности и благородстве, чему учат вас наставники и родители.

Она опять сделала паузу. Вера замерла, не понимая, в чем ее обвиняют. И что она тянет? Говорила бы скорей! А противная коленка дрожит и дрожит. И как тут холодно! Зубы выбивают дробь. Господи, скорее бы отпустили в класс!

— Госпожа начальница, — прерывающимся голосом проговорила Вера.

— Вы хотите просить извинения? Это хорошо, но сознание вины не может избавить от заслуженного наказания.

«Вины? Наказания? О чем она говорит?» — Вера вдруг почувствовала, как у нее перестали стучать зубы, прекратилась дрожь под коленкой и появилось чувство досады и раздражения. Что она тянет, эта скрипучая старуха? Говорила бы! Вера знает — она ни в чем не виновата. А если это насчет Соньки, то пусть и ту приведут сюда.

— Но я же ничего не знаю! О какой вине вы говорите, госпожа начальница? — уже смелее, полным голосом спросила Вера.

— Как?! — возмутилась начальница. — Вы отрицаете свою вину?

— Какую вину?

— Какую? Это ваш дневник?

— Да. Это мой дневник.

— Так! Вы начинаете признаваться! Отлично. А это что? — она раскрыла дневник и показала его девочке.

Вера не сразу поняла, в чем дело, и недоуменно посмотрела на начальницу.

— Что вы уставились на меня? — окончательно потеряв душевное равновесие, почти выкрикнула начальница гимназии. — Что это, я вас еще раз спрашиваю? — И она указала пальцем на отметку по арифметике.

Вера почувствовала, что у нее холодеют руки и подгибаются ноги.

— Это… это, — она не могла вымолвить ни слова.

— Что «это… это»? Боитесь признаться. То, что вы совершили — подделка, обман родителей и наставников! Переправить тройку на пятерку. Да вы понимаете, что это такое?

— Но это не я, я не переправляла!

— Не вы!? Как вы смеете лгать! — начальница ударила дневником по столу и поднялась, грузно опершись руками о стол.

Вера лихорадочно соображала. Может быть, это не ее дневник? Но мамина подпись. Так ведь мама видела тройку. Откуда взялась эта грубо подрисованная пятерка!

— Я не лгу, поймите вы наконец! — Вера даже забыла от обидной напраслины, где находится, и повысила голос.

— Молчать! — взвизгнула начальница. — Как ты смеешь дерзить, скверная девчонка!

— Вы не имеете права оскорблять меня напрасно, — Вера уже не могла сдержаться. Она подалась вперед, к самому столу. Так они стояли друг против друга — старая надменная аристократка с лицом красным от злости и маленькая девочка, одна из сотен гимназисток, чья судьба была в руках этой старухи.

— Что? Я не имею права?! Вон отсюда! — взвизгнула начальница. — Исключу! Чтобы сегодня же твоего духу не было в гимназии. Уведите ее с глаз моих! — крикнула она растерявшейся классной даме и почти упала в покойное мягкое кресло.

Вера поняла. Объяснить она ничего не сумеет. Слушать ее не будут. Не хватало еще, чтобы за руку увели отсюда. Она резко повернулась и, подняв голову, быстро пошла к двери впереди классной дамы.

Урок кончился. Весть о вызове Кочиной к начальнице облетела весь этаж, и у дверей кабинета, откуда, хотя и приглушенно, был слышен крик начальницы, собралась толпа гимназисток.

Выйдя из кабинета, Вера почти бегом бросилась вперед. Подруги молча расступились. Вбежав в класс, Вера резким движением откинула крышку своей парты и стала лихорадочно собирать книги. Руки дрожали, ремни путались, она никак не могла их застегнуть.

— Вера… Кочина… Верочка… Кочка, — наперебой кричали окружившие ее подруги. — Куда ты, что случилось?

Вера молчала. Она боялась разжать крепко стиснутые зубы. Чувствовала — ей не удержать рыданий.