Подсказки пифии

Когда работа в квартире началась, Иво снова погрузился в размышления – на этот раз не о Горане Андриче, а о мумифицированном мальчике, которого обследовал утром. Тяжелое впечатление, но все же шаг вперед. Есть зубная карта, а украинские коллеги дадут информацию о ДНК братьев Cумбаевых.

Казахи, подумал он, рассматривая пятна крови на кухонном полу. Дома, в Прозоре, жили несколько казахских семей, хотя они были мусульмане, а не цыгане, как эти мальчики. Иво близко дружил с отцом из одной семьи. Какое горе, что он погиб во время войны несколько лет назад. Но когда он еще был жив, они с Иво частенько встречались в кафе – выпить по чашке кофе и сыграть в шахматы. Мужчину звали Куандык, и он как-то рассказывал, как важна для казахов традиция имен. Его собственное имя означало “радостный”, и теперь, вспоминая веселье и журчащий смех Куандыка, патологоанатом думал, что это было хорошее имя хорошего человека.

Куандык еще говорил, что иногда родители давали детям имена, сообразуясь с собственными желаниями. Часто имена бывали связаны с тем, чего ждали от новорожденного. Одного мальчика в родном поселке Куандыка, на юге Казахстана, звали Турсын. Его родители пережили настоящую трагедию: их дети умирали через несколько дней после рождения. Турсын означает буквально “пусть останется”, и молитва родителей была услышана. Мальчик выжил и, по словам Куандыка, уехал в Алма-Ату, сделал университетскую карьеру и потом перебрался в США, где получил место в одном из крупнейших учебных центров. Иво не помнил, был это Гарвард или Беркли, но Турсын, во всяком случае, зажил хорошей жизнью и регулярно посылал деньги родителям в казахский поселок.

Иво услышал, как девушки обменялись парой слов. Открылась дверца холодильника, послышался шум морозильного агрегата.

Иткул и Каракул, думал Андрич. То, что пропавшие братья Сумбаевы были родом из Казахстана, навело его на мысль о старом друге из Прозора. После обеда он поискал, что могут означать их имена. Иво очень огорчился, представив себе, чего родители могли ожидать от мальчиков. Иткул означало “раб собаки”, а Каракул – “черный раб”.

Двое мертвых братьев. Мысли вернулись к Горану Андричу.

Его собственному брату, который должен был быть мертв, но, по всей видимости, мертвым не был.

– Иво? – Одна из девушек прервала его размышления. – Можешь подойти на минутку?

Иво обернулся. Девушка указывала на дверцу холодильника, стоявшего полуоткрытым и напоминавшему Иво, что Ульрика Вендин не увлекается едой. Холодильник был абсолютно пуст, когда Иво был здесь в прошлый раз, и, разумеется, теперь был пуст тоже.

– Видишь край? – Эксперт показала участок на двери, сбоку от самого края, который она только что покрыла пепельно-серым порошком, чтобы проявить отпечатки пальцев. Иво подошел к дверце, присел на корточки и присмотрелся.

Отпечатки трех пальцев. Сценарий начинал вырисовываться.

Некто страшно избил другого человека здесь, в кухне, а потом прибрался. Во время уборки кто-то стер брызги крови с дверцы холодильника левой рукой, придерживая дверцу правой, именно в том месте, на котором он, Иво, сейчас сосредоточил внимание.

Ему даже не потребовалась лупа, чтобы увидеть: отпечаток соответствует кое-чему, что он уже видел, причем видел не далее как сегодня утром.

Сольрусен

Комната Софии в Сольрусене походила на кукольную версию дома на Сульбергвэген в Тюресё.

То же потертое кресло и книжная полка, что и в старой гостиной; они с Софией сидят друг напротив друга на облезлых стульях с реечными спинками за тем же кухонным столиком. Стеклянный шар с заснеженным Фрейдом стоял на своем месте в стенном шкафчике, и Виктория ощутила тот же запах Тюресё, что и двадцать лет назад.

На нее потоком хлынули не только воспоминания. Вопросы – тоже.

Она хотела знать все, а тому, что уже знала, хотела доказательств.

Несмотря на возраст, София, кажется, не страдала от провалов в памяти.

– Мне так вас не хватало, – сказала Виктория. – Сейчас я сижу перед вами – и мне стыдно, что я себя так вела.

– Мне тоже тебя не хватало, Виктория. – София слабо улыбнулась. – Я многие годы думала о тебе, как у тебя дела. Тебе нечего стыдиться. Напротив, я помню тебя сильной молодой женщиной. Я верила в тебя. Верила, что ты справишься. Ведь ты же справилась?

Виктория не знала, что отвечать.

– Я… – Она поменяла положение – ей показалось, что спинка стула давит. – У меня проблемы с памятью. В последнее время стало лучше, но.

Она замолчала. Говори, как София, подумала она. Не так нерешительно, поменьше колебаний.

Старый психолог с интересом смотрела на нее.

– Продолжай. Я слушаю.

Виктория вспомнила, что София слушала всегда. Рассказывать сразу стало легче, и она начала:

– Только сегодня вечером я поняла, что не убивала своего бывшего мужа. Я почти год верила, что я убийца, но оказалось, что он жив и что я все придумала.

– Понимаю. – София как будто обеспокоилась. – Как по-твоему, почему?