Подснежник (СИ)

— Как знать… — задумчиво сказал Селестен. — Неплохо начать и с этого. Главное — терпение, и всё получится.

— Если бы это было так легко! — воскликнул Дьюар.

— А я и не говорю, что это легко, но попробовать всё-таки стоит. Как вы думаете?

— Попытка не пытка, — устало вздохнул мужчина, — но её провал — самая настоящая пытка.

— А вы не думайте о провале, — неожиданно сказал юноша. — Я не устану вам это повторять. Думайте об успехе, надейтесь, пытайтесь… стремитесь к тому, чтобы что-нибудь изменить. Только не бездействуйте.

— Если бы это было так легко… — повторил едва слышно Ален.

Селестен посмотрел на него с симпатией:

— Я верю, что у вас всё получится. И очень хочу, чтобы всё в вашей жизни изменилось к лучшему.

— Спасибо, — растроганно сказал больной.

Юноша заправил одеяло и поднялся:

— Чувствую, вы уже хотите спать… Я пойду. Спокойной ночи.

— Останьтесь, — слабо попросил Дьюар; но ему и в самом деле очень хотелось спать.

— У вас глаза слипаются. — Юноша взял со столика свечу. — Да и мне уже пора.

— Куда?

— Спать, — после паузы сказал Труавиль.

— Тогда… спокойной ночи… — Мужчина не без удовольствия пожал его руку.

Селестен невесомо дунул на свечку, и та погасла. Негромко скрипнула дверь, выпустив его и закрывшись за ним.

В комнате было ещё не слишком темно. Небо за окном казалось приветливее обычного. Кое-где поблескивали далёкие звёзды, но, к сожалению, не падали, так что нельзя было загадать желание.

По-прежнему пахло подснежниками, и всё казалось не таким уж безнадёжным.

========== Глава 8 ==========

Ален спал без просыпу почти до полудня. За несколько минут до двенадцати он проснулся. Ему снилось что-то хорошее, но, проснувшись, снов он не помнил. Мужчина осмотрелся. В комнате было прибрано, значит, мадам Кристи уже приходила, но, увидев, что мужчина спит, не стала его беспокоить.

Дьюар протёр заспанные глаза и почувствовал, что сегодня ему хочется жить. Хочется как никогда!

«Вот придёт, сыграет мне, опять его увижу, услышу, почувствую…» — мысли текли легко и быстро.

Мужчина улыбнулся и, как мог, подтянулся повыше, почти на спинку кровати. Это его утомило, и он прикрыл усталые веки.

Тут он вспомнил то вчерашнее странное чувство, от которого волосы шевелились, — предчувствие ли? — словно кто-то или что-то ещё был или было вместе с ними в комнате. Ален и думать не хотел о том, что этот холод мог исходить от Селестена. Хотя, подумалось ему, и Труавиль тоже мог быть довольно холодным. Иногда Дьюар замечал в его взгляде беспричинную холодность, едва ли не равнодушие. Совершенно непонятно и необъяснимо. Это почти пугало, но вместе с тем и манило к себе неуклонно.

Будь Ален суеверен, он бы скорее поверил, что юноша явился из потустороннего мира, поскольку вряд ли обычный человек мог так безошибочно читать мысли. Но мужчина не был, поэтому подобные мысли ему в голову и не приходили.

Чем для него был этот юноша? И чем он призван был стать в его жизни? Как бы то ни было, но появился он в жизни больного как раз вовремя. Ещё немного — и Дьюар сломался бы. Гнёт болезни, обрушившийся на его плечи, его бы доконал: Ален почти готов был сделать что-нибудь с собою. Да и сделал бы, если бы вдруг не услышал поутру сквозь сон прекрасную, но печальную сонату, сыгранную лёгкими пальцами Селестена.

То, что казалось концом света, было началом новой жизни. Дьюар больше ни о чём не сожалел. Потеря друзей, развод — всё это отступило на второй план. Ему смутно вспоминалась теперь прежняя жизнь со всеми её кутежами.

Теперь, если бы вернуться на пять, десять лет назад, — что бы он изменил? Что бы оставил прежним? Не женился — ждал бы все эти годы того утра, когда увидел Селестена? Но если бы всё было по-другому, встретил бы он его вообще или нет? Или это было дано ему свыше в утешение, в поддержку? Случись так, что он был бы здоров, не произошло бы всё совсем иначе? Мысли, чувства, настроения — всё перемешалось, сложилось в одну пёструю карусель, которая всё набирала обороты.

Ален взялся за зеркальце. Несмотря на то, что он отлично выспался, под глазами были тёмные круги, отчего лицо приобретало выражение какой-то внутренней тревоги, неконтролируемого беспокойства. Мужчине вдруг вспомнилось кое-что из одного разговора с Труавилем, и беспокойство с лица перескочило ему в душу и заставило забиться сердце и похолодеть где-то под рёбрами.

«И наша тоже. В своё время закончится».

Этого Ален боялся больше смерти, больше болезни — потерять.

Иногда в юноше вообще проскальзывало нечто такое, точно его что-то или кто-то принуждает приходить, говорить… Впрочем, Ален мог и ошибаться.

Но мысль о грядущем конце стала настойчивой. Васильковое небо больше не казалось безоблачным, в нём чудилась издёвка.

Больной тревожно перевёл взгляд на часы. Половина второго. В это время они с Селестеном обычно уже прощались. А теперь его не было!

Где же он? Почему не пришёл? Может, с ним что-нибудь случилось?