Подвал. В плену

– Ну, у тебя нутро большое, есть чем чуять. – Целлер взглянул на живот Вехтера, который упирался в край стола. – Мы это дело не раскроем только с помощью нутра, тут больше кончиками пальцев чувствовать надо. Почему вы всей командой бегаете за этим Баптистом, людям надоедаете? Без повесток, без вызовов в служебном порядке?

– Мы не надоедаем людям, мы стараемся как можно скорее арестовать убийцу. А что бы ты делал на моем месте?

– Наверное, то же самое. Но я ведь сижу на своем месте, а не на твоем. Ты тоже меня пойми.

Его лицо побагровело, Вехтер надеялся, что у Берни под рукой окажется пара пилюлек от сердца. На Целлера, вероятно, давили сверху, а может, и со стороны. Этого хватало, чтобы действовать ему на нервы. С давлением он никогда не справлялся, и в предыдущие годы тоже, когда они работали плечом к плечу. Это хорошо чувствовали подчиненные.

– Вы вообще другие версии разрабатываете, не только трудитесь, чтобы посадить Баптиста? – спросил Целлер.

– Там будет видно.

– Для меня этого слишком мало.

– Для меня тоже. Позволь взглянуть на жалобу в порядке служебного надзора.

Целлер поднял над столом стопку бумаг, скрепленную скобками.

– Вот, ознакомление сторон с делом, короткий путь в служебном порядке. – Он попытался взъерошить волосы, но вспомнил, что ерошить уже почти нечего, и опустил руки. – Нас не очень хорошо характеризует то, что ребенок на двух допросах упал в обморок.

– Да, выглядит скверно. Но это также не очень хорошо и для ребенка.

Тот эпизод, когда Оливер потерял сознание, Вехтер проигрывал в памяти, как бесконечное кино. Ему не требовалось жалобы в порядке служебного надзора, чтобы вспомнить весь вчерашний день.

– Этот ребенок, как ты его называешь – лично я считаю его очень умным молодым человеком, – является, по-моему, ключом ко всему этому делу. Все нити сходятся на нем. И тебе это тоже известно.

Целлер отодвинул бумаги в сторону.

– Вот. Для ответственного лица. И что мне теперь делать?

– Ты меня спрашиваешь, что тебе делать? Ты же шеф!

– Конечно, я тебя спрашиваю, Михи. – Он наклонился, свет перестал падать на него, на лице нарисовались тени. – А кого же мне еще спрашивать?

На какой-то миг Вехтер даже испытал сочувствие к Целлеру, но потом вспомнил, что тот назначал ему встречу через секретаршу.

– Я скажу, что тебе нужно делать. – Он встал. Его остановила только пуговица от рубашки, которая зацепилась за край письменного стола. – Тебе нужно контролировать это расследование. Встать позади нас. Как это делала наша начальница. Мы – одна команда.

Целлер поднялся, немного помедлил и улыбнулся:

– Здесь подул ветер перемен. Я возглавляю отдел, а не та дамочка. Послезавтра у меня на столе должен лежать отчет о том, какие версии вы отрабатываете помимо Баптиста.

– Для кого это?

Вехтер не ожидал ответа, тот был ему известен. Баптист был знаком со многими людьми, которые будут играть своими мускулами на заднем фоне и оказывать давление, передавая эстафету друг другу. Пока Вехтер не примет сторону дружков Целлера. Вехтер слишком часто работал под таким прессингом, это сделало его податливым. Детский сад чистой воды.

Жалоба в порядке служебного надзора и отчеты не имели ничего общего с морем крови, возле которого он стоял семь дней назад. Здесь никто не сможет принимать за него решения. С этим ему придется справиться так же, как и со всем в этой жизни: в одиночестве.

Элли накинула пальто. У нее не нашлось ничего траурного: черное носят толстые девочки, которые хотят выглядеть стройнее, а фигуру Элли уже ничем не исправить.

Коричневое пальто с меховым воротником выглядело достаточно солидно для кладбища. В конце концов, они ведь полицейские, а не скорбящие друзья и родственники. Ей становилось жутко при мысли, что придется стоять на холоде, но она будет храбриться и приплясывать. Они не станут вести расследование прямо на кладбище. Представление о том, что убийца обязательно появляется возле могилы жертвы, является ошибочным стереотипом. Чаще всего он держится от кладбища как можно дальше. Вехтер как-то даже проводил поминки.

– Никто не знает убитых лучше, чем мы, – сказал он тогда. – Поэтому мы не должны обращаться с ними как с бездушными предметами.

Хотя это и было тягостно, но Элли понимала, что он прав. Даже родные матери убитых не читали все без исключения электронные письма, не просматривали денежные переводы, не изучали предметы на ночном столике, таблетки в шкафчике в ванной, чеки в бумажнике и видео на жестком диске. Расследование убийства – это персональный кошмар. Поэтому они прощались с убитыми достойно, за исключением тех, безымянных, которых сжигали ради экономии.

Сегодня они спорили о том, кто из них должен идти, пока не пришли к выводу, что на эти похороны отправятся все. Им всем необходим глоток свежего воздуха.

Вехтер ждал у двери, как всегда, во всем черном. Его фигуру тоже бесполезно было спасать.

– Что сказал Целлер? Тебе отрубят голову? – спросила Элли.

Вехтер фыркнул: