Подвеска Кончиты

Стакан с виски тяжело заскользил к нему по стеклянной столешнице, оставляя след, похожий на обмелевшую реку.

– Ах, черт! – хозяин дома раздраженно выкрикнул: – Дарина! Дарина, или кто там! Лена! Где ты?! Дура чертова… Лена!

– Я здесь! – чувствовалось, что его жена бежала по коридору и оттого запыхалась. Вид у нее был такой, будто она вот-вот хлопнется в обморок.

– Куда подевалась прислуга?

– Дарину я отпустила к врачу, у нее заболел зуб. А у Надежды Ивановны выходной.

В прищуренных глазах Вадима Николаевича разгорался садистский огонь. Взяв в руки стакан, он не спеша сел на диван.

– Были бы у тебя мозги, ты бы сообразила, что нельзя отпускать сразу двоих.

Елена молчала, только лицо становилось бледнее, и при каждом вздохе раздавался всхлип, похожий на тихий стон.

Вадим Николаевич спокойно наблюдал за ее мучениями.

– Если некому, кроме тебя, вытри сама.

– У меня ничего нет… Я не знаю… – маленькая грудь вздымалась все чаще, девушка на глазах теряла сознание, нащупывая рукой, на что опереться. Теперь отчетливо слышался болезненный свист ее тяжелого дыхания.

– А мне насрать. Сними блузку и вытри ею.

Девушка пошатнулась, послушно подняла руки, чтобы снять кофточку, и рухнула на пол. Скорчившись, она захрипела.

– Бери свой стакан, Крест, пошли отсюда, – Рак первым покинул комнату.

У входа в библиотеку он нехотя бросил охраннику:

– Вызови врача и отнеси «пшикалку». Там, в гостиной, у Елены приступ.

Охранник кинулся выполнять приказ.

– Что с ней? – Крестовский понемногу пришел в себя.

– Астма. – Патрон недовольно поморщился и сел в кресло. – Нужно было проверить ее у врачей, прежде чем жениться. Оплоша-а-а-л… В следующий раз умней буду. А ты, Крест, женат?

Впервые они заговорили о его личной жизни. Крестовский покачал головой. Страх на время оставил его. Вадим Николаевич нетерпеливо заерзал в своем кресле.

– А ну-ка, расскажи, расскажи… А я послушаю… Неужели один? Мне всегда казалось, что ты женат.

«Каза-а-алось! – мысленно огрызнулся Крестовский. – Тебе до меня и дела-то нет».

– Не женат, но живем вместе.

– Давно?

– Одиннадцать лет.

– Молоденькая?

– Моя сверстница.

Рак недоверчиво покосился:

– Да ну?

– Ей, как и мне, сорок.

– Геро-о-о-й… – Вадим Николаевич ухмыльнулся.

От обиды у Крестовского запылало лицо. «Педофил вонючий!» – он испытал невыразимое желание защитить свой выбор и свою не слишком удавшуюся жизнь.

– Она в цирке работала. Сначала на трапеции, потом, когда получила травму…

– Так-так… И что с ней случилось?

– Упала с большой высоты. Сильно покалечилась. Долго лечилась.

– Бедняжка… – Вадим Николаевич хлебнул виски и скорбно покачал головой.

– Когда мы познакомились, все было в прошлом.

– А что у тебя с той девчонкой?

Крестовский не сразу сообразил, что речь идет о Дайнеке. Его застали врасплох. Это была излюбленная тактика Вадима Николаевича.

– Проблемы больше нет, – ответил он с опозданием.

– Ты в этом уверен?

– Аб-со-лют-но! – на сей раз Крестовский действительно не сомневался в сказанном.

Но тут случилось то, чего он никак не ожидал.

– Как ее звали, эту девчушку?

– Людмила Дайнека.

– Так вот, чтоб ты знал, – Рак определенно смаковал ситуацию. – Она жива.

– Кто?

– Девчушка твоя – жива.

– Не-е-ет… – Крестовский непроизвольно ухмыльнулся. – Я уверен. Все кончено.

Вадим Николаевич поднял руку, рассматривая на просвет золотистую жидкость в своем стакане.

– Засунь свою уверенность себе в задницу! – Неожиданно он с силой швырнул стакан в дверь.

Раздался звон, и стеклянный витраж рассыпался на осколки. На звук тут же прибежал охранник.

– Пошел прочь!

– Слушаюсь.

Они снова остались вдвоем.

– Сейчас ты пойдешь домой, трахнешь свою циркачку и хорошенько пораскинешь мозгами, как поправить дело. Этот шанс для тебя последний.

Крестовский едва сдерживал себя, чтобы не побежать. Весь путь от дома до ворот его не оставляло ощущение, что в спину вот-вот выстрелят…

Глава 18

Красноярск, наши дни

Рабочий день приближался к обеду. Предвыборное напряжение висело в воздухе, как духота перед грозой. Очумевшая от усталости, Дайнека всерьез подумывала о том, что угодила в чужую жизнь, из которой пора уносить ноги.

Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра все будет так же безрадостно. Здесь, на ее родной земле, вовсю хозяйничают политики, устраивая глобальные сеансы гипноза и поворачивая вспять реки народного самосознания. И в этом «сатанизме» теперь зачем-то участвует она!

Дайнека закрыла глаза, чтобы унять раздражение. За спиной распахнулась дверь, и в ее крошечный кабинет зашла Ирина.

– Устала? – с ходу спросила она.

Дайнека призналась:

– Надоело.

– Быстро. А мне в этом говне еще плавать и плавать, – Ирина холодно улыбнулась. – Идешь на обед?

– Лучше на кладбище.

– Это ты так шутишь?

– Нет, серьезно. – Дайнека напомнила: – Ты рассказывала, что гроб с прахом Резанова перезахоронили. Можешь меня туда отвезти?

– Зачем тебе?

– Я только постою, и мы быстро уедем.

– Зачем тебе? – повторила Ирина. – Может, я чего-то не догоняю, или это особенный вид сопричастности? Только сдается мне, здесь пахнет клиникой…