— Я… не боюсь. Не боюсь зверей, не боюсь, что сюда придут люди. Но… если Гектору станет хуже?
Ахилл покачал головой.
— Я ведь больше ничего сделать не могу!
— Можешь! — горячо воскликнула Андромаха и с какой–то детской отвагой схватила его за руку. — Ты столько знаешь… Если ты будешь здесь, ничего плохого не случится!
— Хорошо. Я останусь.
«В самом деле, ничего страшного, если меня не будет в лагере! — мелькнуло у него в голове. — Я же сказал Антилоху все, что нужно…»
Чтобы как–то оправдать свою уступчивость, он переделал очажок, неловко сложенный Андромахой, и дабы сделать его прочнее, принес с берега ручья глины и старательно обмазал ею камни. На краю поляны рос наполовину высохший куст, герой выломал его и наготовил сухих ветвей с тем, чтобы их хватило на всю ночь.
Он понимал, что спать им не придется…
Глава 12
Ночью у Гектора начался жар. Его тело пылало, по лицу и груди текли ручейки пота. Дыхание стало слышнее, но сделалось еще более трудным и хриплым.
После полуночи раненый стал бредить. Говорить связно он не мог, лишь хриплый, невнятный шепот вылетал из его воспаленных губ. Среди бессвязного бормотания несколько раз отчетливо прозвучало только имя Андромахи…
— Он чувствует, что ты здесь, — сказал Ахилл, видя, как мертвеет и искажается лицо молодой женщины. — Говори же, говори с ним, как говорила днем, и он не уйдет в Царство мертвых!
— Я слышу дыхание смерти! — прошептала она, задыхаясь. — Бог смерти Танат стоит где–то там, в темноте, и ждет, когда ему можно будет войти…
— Пускай только попробует! — воскликнул Ахилл в порыве безумного, ничем не объяснимого гнева. — Я верю моему учителю — зелье, которое он дал, победит смерть! А если упрямый бог из Аидова царства вздумает все же проникнуть в мой грот, я спутаю ему крылья, как некогда сделал великий Геракл, если верить сказаниям[22]
…Ночной хор цикад уже умолкал, рассыпавшись отдельными голосами, небо на востоке стало выше и прозрачнее, как обычно перед восходом утренней звезды. Вдруг Гектор дернулся на своем травяном ложе, страшно вскрикнул и, что казалось невероятным, привстал и рванулся вверх. Он почти сел, и на повязке, охватившей его шею, все шире и все страшнее стало проступать кровавое пятно. Еще миг, и от напряжения кровь хлынула бы из горла, влилась в грудь…
— Нет! — дико вскрикнула Андромаха.
Но Ахилл успел вовремя. Он сорвался с места, охватил обеими руками раненого и прижал его назад, к постели. Гектор бился в судорогах. Они были так сильны, что несколько мгновений Пелид с трудом удерживал троянца — силы того, казалось, удесятерились… Но вот он обмяк, вытянулся, вздрогнул и затих.
— Он умер?! — прошептала Андромаха, склоняясь к мужу и не слыша больше его дыхания.
— Нет, он жив, — ответил Ахилл, поправляя плащ, прикрывавший раненого и прикладывая руку к его груди. — Жар спадает… И сердце бьется ровнее, хотя и слабо. Снадобье действует. Он может выкарабкаться…
Огонь в очажке тихо пританцовывал на горке углей, то привставал оранжевыми сполохами, то опадал и прятался под красными, будто кровью налитыми головешками. Он уже почти не освещал небольшое пространство грота, и густые тени подползли вплотную к людям. Ахилл и Андромаха сидели рядом, на охапке сучьев, вглядываясь в лицо раненого, которое тоже совсем растворилось в темноте и выступало бледным, нечетким пятном.
Лежавший у входа Тарк заворчал и привстал, втягивая ноздрями воздух. На фоне темной завесы кустов огненно замерцали его глаза и сверкнули белые искры обнажившихся клыков.
— Дичь, да? — тихо спросил Ахилл пса. — Ну, вперед! Принеси–ка и нам дичи — а то мы ничего не ели!
Пес мгновенно исчез. Спустя несколько мгновений предутреннее безмолвие нарушил короткий сдавленный вскрик, хруст ветвей, какое–то трепыхание, и затем Тарк снова показался на пороге лесного грота. Его челюсти сжимали что–то большое, повисшее неподвижно и уже мертвое.
Ахилл подкинул в очажок дров, пламя вскинулось длинными языками, желтыми, как глаза Тарка, и стало видно, что тот принес в грот тушку барсука, крупного, когтистого, сильного зверя. Вся охота могучего пса заняла лишь несколько мгновений…
— Не самая лучшая дичь! — проговорил Ахилл, осматривая добычу — Мясо у них жестковатое. Этот, впрочем, довольно жирный.
Герой быстро освежевал тушку, кинул Тарку потроха, голову и переднюю часть барсука, а остальное рассек ножом на небольшие кусочки, нанизал на прямые веточки и воткнул их в остывающую золу по краям очага.
— Хотя бы это съедим, — произнес он устало. — Сейчас изжарится… А ты, Тарк, не хрусти тут костями и не оставляй клочьев шерсти. Ступай–ка завтракать за порог!
Пес захватил зубами то, что еще не успело исчезнуть в его пасти, и выполз из грота. Слышно было, как он, устроившись среди кустов, с удовольствием доедает свою часть добычи.
— Он и вправду понимает человеческую речь! Все слова понимает! — прошептала удивленно Андромаха.