О том, что ему, как он до сих пор уверяет, явилась накануне поездки богиня Афродита и пообещала любовь самой красивой в мире женщины, Парис никому не говорил — рассказал, уже когда привез в Трою похищенную Елену.
И вот непоправимое совершилось, и мы все были принесены в жертву самолюбию и своеволию этого неумного ребенка, которому царь и царица так много позволяли. Пророчество исполнилось. Только крови своих братьев он еще не проливал, и я страшусь подумать о последней части предсказания Адамахта, об отце… Но если бы тогда ребенка оставили во дворце, все это вряд ли могло произойти. Подземные духи, которым служил старый жрец, сыграли с нами со всеми злую шутку!
Глава 5
Гектор умолк и, взяв из рук сидевшей подле него Андромахи чашку с молоком, отхлебнул немного и закрыл глаза.
Ахилл всмотрелся и понял, что раненый не спит. Просто он вновь переживал все, о чем говорил, вновь вспоминал те тяжкие события.
— Ты не жалеешь? — наконец, спросил базилевс.
— О чем? — Гектор открыл глаза и взглянул на Пелида.
— О том, что спас Париса.
— Нет, конечно, — без колебаний ответил царевич. — Как можно об этом жалеть? Жаль только, что сам Парис не умеет быть благодарным. По сути дела, в крови его братьев, что была пролита уже столько раз, именно он и виноват. Но до сих пор не признает этого.
— И никогда не признает! — не сдержалась Андромаха. — Он же — само самодовольство. Ух, как я его не люблю!
Гектор рассмеялся.
— Да, пожалуй, из всех троянцев моя жена сильнее всего не любит Париса. И мало кто, кроме отца и матери, теперь питает к нему любовь…
— А Елена? — спросил Ахилл. — Она–то поняла, наконец, кому принесла в жертву себя и всех нас? Неужели ей он по–прежнему мил и дорог?
В глазах троянца промелькнуло сомнение, и он ответил не сразу.
— Как знать… Со мной Елена, пожалуй, откровеннее, чем с другими. Но о своих чувствах к Парису она никогда не говорит. Думаю, ей стыдно.
— Значит, она тоже должна согласиться на возвращение в Спарту! — решительно произнес Ахилл. — Твой рассказ, Гектор, многое мне объяснил, но тем более дико было бы продолжать эту войну. Не стоит Парис и капли крови, ни ахейской, ни троянской — так же, как не стоит любви и преданности Елены. А царь Приам, я думаю, теперь уже не надеется разгромить наше войско и взять в плен Атридов…
— Отец давно уже хочет мира! — воскликнул Гектор. — Даже надменный Анхис хочет того же. И если отец виноват в своей самонадеянности и в излишней жажде власти, то сейчас он за это уже достаточно наказан. Мои раны и плен — хорошее вразумление для него, верившего в сказку о «непобедимом Гекторе».
— Да-а! — протянул Ахилл грустно. — Только вот ранен и в плену ты, единственный, кто действительно пытался не допустить начала войны и внушал царю разумные мысли.
— А что ты станешь делать, — вдруг спросил Гектор, и его глаза как–то странно блеснули, — что ты станешь делать, если ничего не получится, если перемирие сорвется и война возобновится?
Базилевс нахмурился.
— Я сказал царю Приаму, что в таком случае после твоего выздоровления нам снова придется драться на поединке.
— Это разумно, — Гектор глубоко вздохнул и опять полузакрыл глаза. — Только вот здоров я буду, наверное, еще не скоро.
Андромаха подалась вперед и, глядя в лицо Ахиллу своими изумрудными глазами, спокойно проговорила:
— Этого не будет. Ты этого не сделаешь, Ахилл. Я знаю.
— Она всегда все знает вместо меня! — сердито бросил базилевс. — У кого дар пророчества, Гектор? У твоей сестры или у твоей жены? Я говорил об условии, поставленном троянскому царю. А что мы будем делать в действительности, почем мне знать? Я ни разу в жизни не был в более глупом и нелепом положении, чем сейчас!
Он отвернулся, испытывая смущение и злясь на себя, непонятно за что. Некоторое время они молчали, потом базилевс, порывисто повернувшись, воскликнул:
— Помоги мне, Гектор! Помоги мне победить эту войну… Одному это слишком трудно.
— Самое трудное ты уже сделал, Ахилл — ты победил себя… А я сделаю все, что в моих силах! — горячо произнес троянец. — Я уверен, что и мой отец будет мудр и терпелив. Дело лишь за ахейцами…
— За ахейскими царями, — поправил Ахилл. — Простые воины, все до единого, только и мечтают о возвращении. Хотя и о добыче тоже. И если Приам заплатит богатую дань и они получат свое, то их здесь уже ничем не удержишь. У всех есть, куда и к кому возвращаться.
Он помолчал и добавил:
— У всех, кроме меня. Я потерял здесь все, что имел.
— У тебя есть сын, — тихо сказал Гектор.