— Мстить никогда не поздно, глупец! Дерись, защищайся, или ты сейчас умрешь! Я привыкла сражаться, а не резать баранов… Почему ты не защищаешься?!
— Потому, что я не хочу убивать тебя, Пентесилея, — ответил Ахилл. — Потому что никого больше не хочу убивать без самой крайней нужды. А ты… Мне кажется, как это ни глупо, что я тебя полюбил.
— Да, ты сошел с ума! — казалось, его слова лишь добавили ей ярости. — Или ты смеешь шутить?! Поднимай копье и дерись, или я ударю!
Рука с ножом была занесена, сверкающее острие нацелено ему в сердце.
— Бей! — твердо сказал базилевс.
«Она ведь и в самом деле ударит…» — метнулась новая мысль.
Мгновение Пентесилея медлила. Эта спокойная беззащитность, граничившая с презрением и, с другой стороны, полная веры в ее воинскую честь, лишала ее обычной твердости. Только что она не чувствовала ничего, кроме ненависти, но сейчас…
— Стой, Пентесилея, остановись!
Этот могучий и властный голос, прозвучавший над поляной, как удар гонга, был исполнен такой силы, что амазонка окаменела. И в следующий миг ахнула, будто пораженная в сердце. Она узнала этот голос!
Ахилл тоже его узнал. Но прежде, чем испугаться за человека, совершившего такой отважный и такой безумный поступок ради того, чтобы ему помочь, он испугался за Пентесилею, боковым зрением увидав то, что в этот момент происходило на краю поляны.
— Назад, Тарк! — отчаянно крикнул базилевс.
Крикнул как раз вовремя. Еще мгновение, и гигант–ский пес оказался бы на плечах царицы амазонок. Тарку было довольно того, что на его хозяина подняли нож… Он остановился в прыжке, и его четыре лапы взрыли песок в двух шагах от женщины, которой сейчас было не до него, не до Ахилла и уже ни до чего на свете.
— Гектор! — крикнула она, задыхаясь. — Мой Гектор?!
Троянский герой стоял на краю поляны, прислонившись к стволу оливы. Его лицо, бледное, со сжатыми в усилии губами, было залито потом. Рядом, поддерживая мужа за локоть, стояла Андромаха, лицо которой при возгласе Пентесилеи «Мой Гектор!» выразило нечто куда большее, чем простое изумление…
— Ты… — амазонка уронила руку с ножом и всем телом повернулась к нему. — Ты… Это невозможно! Твой отец написал мне, что ты убит! Поэтому я здесь!
— Он совершил ошибку, написав так, — голос Гектора выдавал теперь и нечеловеческую усталость, и смятение. — Царь Приам знает, что я жив. Ахилл не убил меня, Пентесилея, хотя его копье и нанесло мне рану — вот она, на шее, едва зажила, видишь? Больше того, он спас мне жизнь. Тебе некому и не за кого мстить.
— Я ничего не понимаю… — прошептала амазонка, делая к нему шаг.
— Тем более не за кого, — твердо продолжал Гектор, — что мы с тобой не успели стать мужем и женой по твоим и по нашим законам. А теперь это невозможно. Я женат на другой женщине. Вот она, рядом со мной.
— Твоя жена?! — крикнула Пентесилея. — Этого не может быть! Ты… дал мне слово. Какая еще жена?
— Дал слово?! — еле слышно прошептала Андромаха.
— Да, Пентесилея, я давал тебе слово! — Голос Гектора дрогнул, уже не только от волнения, но и от телесной слабости: переход через опушку леса и апельсиновую рощу дорого ему стоил. — Да, я думал тогда, что буду твоим мужем. Я обманул тебя. Я встретил и полюбил другую, по–настоящему полюбил и люблю сейчас.
— Я не верю тебе! — вскрикнула Пентесилея.
Страшно было смотреть на ее лицо: только что выражавшее даже не радость, но безумное счастье, оно исказилось, по нему пронесся целый ураган чувств — сомнение и гнев, страшная боль, презрение, вновь сомнение…
— Ты… Ты солгал мне, шлемоблещущий Гектор, великий герой Трои? — глухо проговорила царица, стискивая рукоять ножа с такой силой, что ее пальцы побелели.
— Я не лгал, я действительно думал, что люблю тебя! — ответил Гектор, вырывая свой локоть из ослабевших пальцев Андромахи и делая несколько шагов к оцепеневшей царице. — Но ты была для меня «славной царицей амазонок», равно, как я для тебя «шлемоблещущим Гектором». Любят не за это, Пентесилея, только я поздно это понял. Боги наказали меня за все: я лишился и славы, и свободы. Я — пленник, и только великодушие моего победителя сохранило мне жизнь и даровало надежду вернуться домой. Если можешь, прости, царица! Если нет — накажи меня за нарушение клятвы. Если бы я и хотел, я сейчас не смогу защищаться…
Он стоял теперь в трех шагах от амазонки, бледный до желтизны, тяжело и трудно переводя дыхание.
— Ты предал меня! — голос Пентесилеи упал до самых низких тонов. — Из–за тебя я нарушила обет целомудрия, который дает каждая амазонка… А сегодня из–за тебя же я погубила своих лучших воительниц! Твой отец мне написал, что нельзя нападать на ахейцев, что троянцы заключили с ними мир… Я не послушалась, потому что должна была за тебя отомстить. За кого?! И чего ради?
— Делай со мной, что хочешь, — тем же, почти спокойным тоном произнес Гектор.
— И кого же мне убивать? — спросила она, презрительно искривив губы и переводя взгляд с троянского героя на вновь вставшую рядом с ним Андромаху. — Тебя? Или эту малышку, которую ты называешь своей женой? Кто–то из вас умрет! Ты, она — или вы оба!