– Неужели, сэр? – удивился Джордж. – Никогда не слышал об этих господах. Это туристические агентства, сэр?
Эркюль Пуаро, наслаждаясь звуками собственного голоса, продолжал:
– Мой клиент, Эмери Пауэр, признает только одно –
Он взял с полки папку, помеченную буквой «Д», и открыл ее на словах «Детективные агентства – надежные».
– Современный Прометей, – пробормотал он. – Будь добр, Джордж, выпиши для меня некоторые имена и адреса. Господа Ханкертон, Нью-Йорк. Господа Лейден и Бошер, Сидней. Синьор Джованни Мецци, Рим. Месье Нахум, Стамбул. Господа Роже и Франконар, Париж.
Он сделал паузу, пока Джордж не закончил выполнение задания. Потом сказал:
– А теперь, будь добр, посмотри расписание поездов на Ливерпуль.
– Хорошо, сэр. Вы едете в Ливерпуль, сэр?
– Боюсь, что да. Возможно, Джордж, мне придется поехать еще дальше. Но не сейчас.
IV
Три месяца спустя Эркюль Пуаро стоял на скалистом берегу и смотрел на Атлантический океан. Чайки взмывали и снова снижались с долгими, печальными криками. Воздух был теплый и влажный.
У Эркюля Пуаро возникло чувство, не чуждое тем, кто впервые приехал в Инишгоулен, что он достиг конца света. Никогда в жизни сыщик не представлял себе места столь отдаленного, столь бесплодного, столь заброшенного. В нем жила красота – меланхоличная, призрачная красота; красота далекого и невероятного прошлого. Здесь, на западе Ирландии, никогда не маршировали римляне, топ-топ-топ; они никогда не строили укрепленных лагерей, никогда не строили упорядоченных, разумных, полезных дорог. Это была земля, которой неведом здравый смысл и упорядоченный образ жизни.
Эркюль Пуаро посмотрел на носки своих лаковых туфель и вздохнул. Он чувствовал себя несчастным и очень одиноким. Стандарты, по которым он жил, здесь не ценились.
Его взгляд медленно скользил вдоль береговой линии, потом снова устремился в море. Где-то там, если верить легендам, лежат острова Благословенных, Земля Молодости…
Он пробормотал себе под нос:
– «Туда, где в садах налилися… плоды Гесперид золотые…»[32]
И вдруг Эркюль Пуаро снова стал самим собой. Чары развеялись; он опять ощутил гармонию со своими лаковыми туфлями и аккуратным темно-серым костюмом джентльмена.
Неподалеку сыщик услышал звон колокола. С этим звуком он был знаком с раннего детства.
Пуаро быстро зашагал вдоль скалистого берега. Примерно через десять минут показался стоящий на утесе дом. Его окружала высокая стена, в которой виднелась огромная деревянная дверь, усеянная гвоздями. Эркюль Пуаро подошел к этой двери и постучал большим железным дверным молотком. Потом он осторожно потянул за ржавую цепочку, и внутри пронзительно зазвонил колокольчик.
Небольшую панель в двери отодвинули, и показалось чье-то лицо. Оно выражало подозрение, его обрамлял крахмальный белый головной убор. На верхней губе явственно проступали усы, но голос принадлежал женщине; таких женщин Пуаро называл
Она спросила, какое у него дело.
– Это монастырь Девы Марии и Всех Ангелов?
– А что же еще? – суровым голосом спросила грозная женщина.
Эркюль Пуаро не сделал попытки ответить на этот вопрос. Он сказал этой мегере:
– Я бы хотел повидать мать-настоятельницу.
Мегера не хотела открывать, но в конце концов сдалась. Засов отодвинули, дверь распахнулась, и Пуаро проводили в маленькую голую комнатку, где принимали посетителей монастыря.
Вскоре вплыла монахиня, у ее пояса висели четки.
Эркюль Пуаро был по рождению католиком и понимал атмосферу, в которой оказался.
– Я прошу прощения за беспокойство, матушка, – произнес он, – но у вас здесь живет, как мне кажется, монахиня, которую в миру звали Кейт Кейси.
Мать-настоятельница склонила голову и ответила:
– Это правда. Ее монашеское имя – сестра Мэри Урсула.
– Есть некоторая несправедливость, которую нужно исправить. Я думаю, сестра Мэри Урсула могла бы мне помочь. У нее есть сведения, которые могут быть бесценными.
Мать-настоятельница покачала головой. Ее лицо оставалось безмятежным, голос спокойным и равнодушным.
– Сестра Мэри Урсула не может вам помочь.
– Но я уверяю вас…
Он умолк.
– Сестра Мэри Урсула умерла два месяца назад, – сказала мать-настоятельница.
V
Эркюль Пуаро сидел в баре отеля Джимми Донована, неудобно устроившись у стены. Отель не соответствовал его представлению о том, каким должен быть отель. Его кровать оказалась сломанной, как и две рамы в номере, которые поэтому пропускали ночной воздух, чего Пуаро очень не любил. Принесенная ему горячая вода была едва теплой, а съеденная им еда вызывала внутри него странные и болезненные ощущения.
В баре сидели пять посетителей и говорили о политике. Бóльшую часть их разговора Эркюль Пуаро не понял, но его это мало волновало.