Однажды, семи лет, Вере захотелось сладостей. Увидела их в старом буфете. Можно было бы спросить у мамы, но та не разрешила бы, а велела подождать до ужина. Однако сладостей хотелось сейчас, немедленно. И вот Вера взобралась на стул, открыла дверцу буфета… и вдруг изо всей силы ударила себя правой рукой по левой. Так сильно, что чуть со стула не упала. Вера снова ударила непослушную руку, словно та была во всем виновата, еще раз, потом закрыла дверцу (рука раскраснелась от удара), слезла со стула, поставила его на место. И вроде бы – ничего не было. Но недовольство собой осталось. Остался и постыдный привкус несъеденных сладостей. Боль от удара победила желание и отвела грех. – Да что ж я все делаю, чтобы плохо было… В записках, оставленных уже пожилой монахиней, есть интересное упоминание: память у Веры была слабая. Запоминать учебный материал ей было трудно. Но учиться девочка очень хотела, просила Бога, чтобы помог ей успевать по всем предметам в школе. И без помощи Божией не оставалась. Поначалу успехи Веры шли не от способностей, а от усидчивости и умения трудиться, к которым в большой семье приучишься даже нехотя. Вера подрастала, а дел становилось все больше.
Одним из домашних послушаний Веры было таскать мешки с яблоками и огурцами на продажу. Торговля эта была незаконной, но без нее семья не сводила бы концов с концами. Так что приходилось рисковать. Милиция во все времена одна, им делов-то – напугать и поживиться. А если торговцы – дети, напугать их нетрудно. Приходят милиционеры на рынок, пугают, отбирают, разгоняют. Вера дрожит от тревоги: мешок огромный, надо и товар сохранить, и успеть сбежать от милиционера. Случалось, что и плакала. Плакала и молилась – Господь, видя обстоятельства, без помощи не оставлял. Но как горько было сознавать и эти незаконные яблоки с огурцами, и свою худость, и неограниченную власть милиционера. Просто ад на земле. Неужели нет другой жизни? В церкви говорят, что есть. И Вера ходила в церковь. Молилась, просила Христа о помощи и наставлении. Ей вообще нравилось в церкви: там красиво пели певчие, перед иконами горели свечи и царил тихо-торжественный дух. Там был мир, свет, радость – вот так просто: мир, свет, радость… И домой унести хочется, но как? Вера считала, что у Бога можно выпросить все.
В семнадцать лет, в 1922 году, Вера закончила школу с отличными отметками. Ей очень хотелось получить высшее образование. Хотелось рассказывать людям о Боге не от себя, а в качестве преподавателя, обладающего систематическими знаниями. В те годы у многих было чувство открывшейся катастрофы. Ровесники Веры уходили из Церкви – разуверялись. Власть поддерживала и насаждала атеистические настроения. Вера намеревалась противостоять власти словом. Но «по социальному положению» путь в высшую школу Вере был закрыт. Пришлось поступить на завод, чернорабочей на паяльную фабрику, чтобы получить от завода путевку в вуз.
От дома до работы – пять километров. Их надо преодолеть, желательно бегом. Вера вставала на темнозорьке, спешила к ранней обедне, с половины уходила – не опоздать бы на работу! Наступал обеденный перерыв, Вера снова бежала в храм – на вторую половину уже поздней обедни. И так – каждый день. А еще домашние дела, мытье-готовка, помощь домашним… Что для Веры значили это разорванные во времени обедни, в полусонной голове соединявшиеся в одну, как две половины, можно только догадываться.
Вскоре Веру постигло сильнейшее испытание: от чахотки умерла горячо любимая мать. Умирающая благословила дочку образком Казанской Пресвятой Богородицы. После кончины мама стала Вере как будто намного ближе. Будто – страшно сказать – до кончины была мертва, а тут ожила. Похоронили маму. Вера, невзирая на стужу, каждый день бегала на кладбище к могилке и там молилась. Разговаривала с усопшей как с живою. Бежит на кладбище, а сама думает: только бы поскорей добежать до могилки. Там было радостно, и домой Вера возвращалась радостная. То был период, когда на девушке держался весь дом: пожилой отец, братья, сестры и хозяйство.
Патриарх Ермоген Московский. Икона. Рубеж XIX–XX вв.
Отец Петр, духовник Веры, трижды был арестован. Но Бог миловал – трижды возвращался. Однако вскоре смутное предчувствие окончательно оформилось: отцу Петру грозил новый и, по-видимому, последний арест, что Вера тоже почувствовала. В глубокой духовной тоске, будто уже зная о предстоящем расставании, Вера пришла к отцу Петру и на коленях попросила дать ей в напутствие и благословение икону. И – чудо! – отец Петр вынес старый образ святителя Ермогена. Вера с изумлением стала рассматривать потемневшее изображение. О жизни патриарха-мученика она знала совсем немного и удивлялась, что отец Петр именно этой иконой ее благословил.
Впоследствии Вера, уже ставшая монахиней Ермогеной, запишет, что видела много милостей от святителя и действительно ощущает его духовное покровительство. Вскоре отец Петр был снова арестован и уже не вернулся. То свидание, при котором батюшка благословил Веру образом святителя Ермогена, было последним.