Всего мы боялись.Завыванья сирен, ночей затемненья,того, что, может быть, мы исчезнем,как город Дрезден, где столько не погребенныхв черных руинах и обагренных,всего мы боялись.Того, что, может быть, нас не будет,и того, что мы были.«Доброго утра» (два пальца приложены к шляпе),вскакиванья на подножку трамвая,дней рабочих и дней воскресных,пайков («…о господи, как разделить ихмежду этими вечно голодными ртами…»),из дому взятых пакетов с едою(«…дома о нас заботятся тоже…»),без них и господь сотворить не сумел бысегодняшний ужин;вечеров, наполненных лунным светом,когда тень перекрещивается предметом,наполняя комнату беспокойством,спокойный вечер,слушай:«Говорит Лондон».«Говорит Москва. Говорит Москва»об ужасном, о разном,вслушивались напряженно,слова не пропустить старались,за нее боялись,за себя в ней боялись,за все боялись.За все. И всего. Постоянно.Звона оружия, сотрясавшего дали,звона зловещего(сталью по стали),но также той тишины молчаливойвшивой(этой-то мы боялись еще поболе),которая, говорят, является тем не менемудростью государственной наивысшей,«…едва приложился к этой руке -имеешь все то, чего нет у других,и весел, и сыт, и нос в табаке…»минут доброй воли,позволявшей нам и поплакать вволю,и кричать от боли;радости ежедневной, что мы еще живы,но и тех, умиравших в горестях ежедневных;солнца, что видит насвидящих Видиц,и видело муки Лидиц,взывающих к совести мира(я назвал бы их Видиц,в именительном – Вндице);воздушного воздуха, которым мы дышим,и дыханья тех, кто пал бездыханным;даже воды в нашем старом колодце,с тайною мыслью,чтобы не расплескалась,здесь бы осталась,другим не досталась;и плача детского, детского плача,того, последнего,но и первого тоже.И женщин усталых, не старых, но постаревших,в этой усталости и прекрасных,потому что были такие тоже,а раньше только такие и были;«…Все от войны этой мерзкой,она нас увечит…»до седины морозит от омерзенья,от страха, от страха из-за всего,от страха за все,хотя б за мужей наших бедных,за всех наших бедных из всех наших Легот,за нашего там, на Кавказе,- только бы его не убили,только бы не убили,илисам кого не убил бы,«…Господи, сохрани его душу,грехом да не осквернится…»И такое дыханье горячеешло искать избавленья,от грехов избавленья,и такое дыханье горячее,словно руки, сплетенные накрепко,стало мыслью, нацеленной в главное,стало сутью судьбы и пути,стало помыслом,замыслом,смыслом.Да, друзья, это так началось.