Признался бы я в сокровенной любви,но к этому дню все признанья моипоседели,как черные пряди твои.Когда на рассвете бродили мы, двое,слезинка блестела на хвое ресницили роса на лесном чистотеле?Эта грусть красоты потрясала живое,и дрогнул мой голос от вечной тревоги:– Что же в итоге?Время нас грабит, как вор на дороге!Видишь, изрезан пустующий лес,кровоточит за порезом порез.Дикие гуси толпой улетают,просят подмоги собрата,-вроде бы в май возвратиться мечтают,а сами предчувствуют в гуле небес,что нет и не будет возврата.А лес, где кровавые раны зардели,бинтуют белейшим бинтом лазаретаозябшие пальцы бабьего лета.И в беглой улыбке бескровного солнцамерещится мне медсестра у постели,где образ моей последней любвибредит, раскинув руки.А признанья, которые вдруг поседели,несчастные, как стрекоза под дождем,молчат и молчатнакануне разлуки.
ЗРЕЛИЩЕ С ВЕРШИНЫ
Осень, Альпы в подпалинах утром.Снизу смотрит на нас онемелоптеродактиль стоглавый, химераватно-снежная; в марлю закутанчереп раненого Аполлинера.Всюду головы гордых вершин,бинтов белоснежных тюрбаны.Поэзия – не яркохвостый павлин,А мощь лесосплава и шлейфы лавин.Или нежная марля для раны.
ПОДСНЕЖНИКИ
Когда на заре или в полденьцветочница молодая,озябшая,очень похожая на морского «впередсмотрящего»,который торчал из корзины на мачте,-когда такая цветочницавеселым, слегка простуженным голосомкричит:ПОДСНЕЖНИКИ, КУПИТЕ ПОДСНЕЖНИКИ,ДАМЫ И ГОСПОДА! -я, беспомощный, словно муха в сметане,на постели, заснеженной грустью сиротства,но по-прежнему полный сладчайшего жара,я мечтаю опять пережитьбеспечность веселой весны -до самых корней древесных,до самых луковок травных.И вот – земля, желанная земля,холмистый спуск, дурмана острый вкус.Весна, и мне подарена онадля средоточья всех минувших вёсен,и всех цветов, и головокружений,и терпкого источника любви,утраченного навсегда,но все жесверкающего чистотой хрустальной,-не нужно ничего, лишь погрузитьот старости трясущиеся рукив источник, словно в рыхлыйгрунт весенний.И вот – земля, желанная земля,и первым солнцем обогретый мох,и ласковость последнего объятья,и бархат-папоротник.Лети, корабль, по взвихренной пучине,вперед, мой милый,покуда нас не бросила навекилюбовь сладчайшая, которой нет в помине,Я больше ждать ее не в силах ныне.