Поиграй со мной в любовь

– Читай, не привлекая внимания. Ты же большую часть времени будешь дома одна. И вообще можешь сказать, что пристрастилась к чтению в клинике. Делать тебе там было нечего… Так, что у тебя с иностранными языками?

– В школе и институте изучала английский, но… А Лариса знала языки?

– Пыталась учить английский, чтобы изъясняться за границей. Они со Славкой часто ездили – когда стали мочь себе это позволить. Правда, Лариску, наверное, и без знания языка персонал отелей и ресторанов прекрасно понимал. С ее-то умениями! – Нина Петровна хмыкнула, потом стала серьезной. – Тот уровень, на котором говорила Лариска, и ты тоже сможешь освоить. Но клиника…

– Можно сказать, что был русский персонал.

– Отлично. Самоучитель я тебе привезу. Сама по нему азы осваивала. Как раз освежишь память. Потом диск дам. Тоже здорово помогает. Но первым делом тебе нужно научиться готовить хоть что-то из Ларискиного «репертуара» и водить машину. Вот ведь головная боль…

Глава 7

На следующий день Настеньке сделали операцию, а еще через день сделали мне, причем целых две – на лице и груди одновременно. Когда я отошла от наркоза, подумала, что лучше бы не просыпалась – так болела грудь. Лицо, отдать должное, меньше, но, конечно, тоже болело. Да и зажило лицо быстрее – мне же не ломали никакие кости, ничего не вводили под кожу. Было несколько крошечных шрамиков под волосами, синяки вокруг челюсти и глаз. Конечно, лицо все отекло, смотреть на себя в зеркало было страшно. И еще немело вокруг ушей, но мне сказали, что это быстро пройдет, и на самом деле прошло. То есть дискомфорт на лице прошел через неделю, что меня, признаться, удивило. Или все «перевешивала» грудь?

С грудью было сложнее. Хирург настоял на меньшем размере, чем требовала Нина Петровна, объяснив, что если заказчица хочет скорейшего восстановления, то увеличение должно быть минимальным – не больше, чем на два размера. Да и для меня главным было не увеличение (хотя и оно тоже), а так называемая мастопексия – подтяжка груди.

Наверное, для хирурга было странным то, что заказчицей выступает не та женщина, которую преображают. С другой стороны, он мог давно разучиться удивляться. Мало ли кому и по какой причине в нашей стране требуется изменить лицо… Это делалось, делается и будет делаться.

Нина Петровна со знанием дела обсуждала с хирургом мои основные линии строения лица и линии строения черепа. К счастью, как я уже говорила, не требовалось ничего ломать, чтобы превратить меня в Ларису. Вероятно, эти линии у нас в большей или меньшей степени совпадали.

Особенно сильно грудь болела в первые три дня. Я не могла обходиться без обезболивающего, но я думала о своей маленькой девочке. Ей-то, наверное, как больно! Я-то – взрослый человек, а ребенку каково?

Пришлось принимать антибиотики – чтобы исключить инфекционные осложнения. Я не знала заранее об обязательности курса антибиотиков. Но Нине Петровне не требовалось, чтобы я болела, и ей совсем не хотелось, чтобы мне в срочном порядке извлекли имплантаты. Ведь организм пытается отторгнуть инородное тело. А чтобы избежать дисбактериоза (побочного эффекта приема антибиотиков), пришлось принимать еще и другие препараты. Но расстройства желудка избежать не удалось. Несколько дней держалась температура выше тридцати семи, потом спала. Мне сказали, что это нормально. Беспокоиться нужно, если больше двух недель.

Больше всего я страдала от того, что первую неделю после операции нельзя было даже принимать душ! Ванны (и соответственно купание, но для меня вопрос купания был не актуален) запрещались на месяц. Никакой бани, вообще никакой жары и перегрева. Через неделю в душ разрешили, но с залепленными пластырем швами. Швы сняли на восьмой день, но эти места все равно приходилось и дальше залеплять на время водных процедур. И месяц носить компрессионное белье (его можно снимать, когда идешь в душ, но только в душ).

Я лежала в отдельной палате, но по вполне определенной причине: каждый день со мной приходили заниматься Нина Петровна, Алена и Костик. Зачем им были лишние глаза и уши? Поэтому и оплатили отдельную палату. В ней, в отличие от квартиры, был телевизор. Костик притащил видеомагнитофон со старыми кассетами, которые я смотрела в процессе «обучения». Я увидела живую Ларису, других людей, с которыми мне предстояло встречаться. Больше всего мне было интересно посмотреть на Славу. Да, я уже видела его на фотографиях, но запись движений, разговора – это все равно другое.

С Костиком на первый взгляд у них не было ничего общего. Вероятно, каждый был похож на свою мать, ну или кто-то один – на отца. Выглядел Слава на свои тридцать семь. Значит, Ларисе сейчас должно было быть двадцать восемь. Всего двадцать восемь… Выглядела она ухоженной, довольной жизнью, но какие устраивала скандалы… Я сомневалась, что способна на что-то подобное.