События на экране развивались с интригующей скоростью. Нищий, сбросив лохмотья в подвале, словно специально вырытом для этого, превратился в щеголеватого мужчину и уверенной походкой направился в центр города. Зашел в фешенебельный отель и, разговаривая то по-французски, то по-немецки, то по-английски, представлялся то странствующим туристом, то адвокатом, моментально располагал к себе людей и завязывал знакомства. Его тут же пригласили на банкет. Хлопали пробки шампанского. А мужчина искал в толпе гостей агента, с которым должен был выйти на связь.
Пока в зале ресторана бушевал банкет, они встретились под лестницей.
— Осторожно. За вами уже следят! — шепнул агент, невидимый в темноте.
И тут изображение на экране телевизора поблекло, потом исчезло совсем. По экрану замельтешили оранжевые, зеленые, синие полосы, и с хрипом прорезался мальчишечий голос:
— Говорит Король Эфира! Говорит Король Эфира! Внимание, граждане-товарищи! Если ЖКО не освободит от всякого хлама комнату коллективной радиостанции, я, Король Эфира, выключу телецентр!
После маленькой паузы сообщение повторилось. Полосы с экрана исчезли, изображение восстановилось, и появился нормальный чистый звук.
— Что это было? Его, похоже, засекли? — один из доминошников недоуменно склонил голову набок. — Но к чему тогда еще девять серий? Может, они начали с конца?
— Эх, чуяло мое сердце, чуяло! — Дорофей Анатольевич пошарил по карманам. Достал пачку леденцов, которые в последнее время постоянно носил с собой, поскольку отвыкал от курения. Разволновавшись, он бросил в рот горсть леденцов и, перемалывая их зубами, прошепелявил:
— Эх, шуяло, мое серее, шуяло!..
— Ай, дорогой! Ай, до чего дожили! — прищелкнул языком Артур Вартанович, или просто Арт, прежде работавший кладовщиком на железнодорожной станции.
— Сколько раз говорил! — Дорофей Анатольевич сморщился от кислых леденцов.
— Экран погас — понятно, звук пропал — понятно. Но как они, дорогой, через решетку и двойные двери залезли сюда и подключились к телевизору — вот вопрос достойный внимания! — Арт поднялся со стула и заглянул за тумбочку, на которой стоял цветной телевизор. — Может, дорогой, провода поискать?
— Если бы провода… Тут, брат, дело похитрее…
Артур Вартанович, подергивая себя за ухо, осматривал углы. Он любил говорить: «Дорогой, я в жизни видел столько всякого, что кино меня уже не удивит!»
«— Вам нужно немедленно выбыть из игры! — сказал агент щеголеватому мужчине.
— Но сейчас я очень близок к цели, — возразил тот.
— Вы не имеете права рисковать группой!
— Да, — согласился щеголеватый мужчина. — Но и упустить такую возможность я тоже не имею права!
— Как быть? — плечо агента высунулось из темноты».
— Внимание! Говорит Король Эфира! — резко ворвался в красный уголок мальчишечий голос. — Повторяю для тех, кто не понял: если комнату коллективной радиостанции не освободят от всякого хлама, я, Король Эфира, выключу телецентр!
— Может, это по фильму так положено? — картавя, проговорил пенсионер, много лет проработавший осветителем в театре. — Может, это — эффект!
— За такой «эффект» в милицию забирают! — хмуро сострил Дорофей Анатольевич и с надеждой посмотрел на Артура Вартановича:
— Арт, дорогой, ты наблюдай. Может, он проговорится. А я на свежем воздухе подумаю… Мне уже не до кино.
— Не позавидуешь твоей работе, Дороня, — не отрываясь от телевизора, сочувствующе вздохнула Варвара Дмитриевна. — То ли дело у нас, на чулочной фабрике: отстоял восемь часов — и голова не болит!
— Дороня, дорогой, я все понял. Старый Арт всегда начеку! Но почему ты не хочешь поискать провода, а сразу бежишь думать?
— Это — радиохулиганы. Они — без проводов, — пояснил Дорофей Анатольевич.
— Радиомошенники? О, дорогой, когда я работал на складе, я за версту чувствовал разных мошенников. Старого Арта не проведешь!
— В случае чего, я тут… рядом.
Дорофей Анатольевич неслышно прикрыл за собой дверь.
Дорофей Анатольевич думает и вспоминает
Нет, такого не бывает даже на международных матчах! Мальчишки, взмокшие, извалявшиеся в пыли, пушечно били по мячу, и он то пролетал над воротами, то попадал в наэлектризованных болельщиков, но упорно не хотел пролететь между двумя штангами.
Кто знает, может, он опасался встречи с Ромкой Целиковским? Едва мяч приближался к воротам, что случалось каждую минуту, поскольку поле было вчетверо меньше обычного, а игроки вчетверо темпераментнее профессионалов, Ромка, выдохнув, приседал, со свистом втянув воздух в легкие, надувался и растопыривал руки. По точным наблюдениям болельщиков, у него даже волосы «растопыривались» и весь он становился похожим на грозного дикобраза. Его пугались даже свои игроки, а уж мяч-то — тем более!
— Бей!.. Вла-дик! Вла-дик! — взорвались болельщики.
Но стоило мячу сменить направление, как они завопили:
— Ромка! Дер-жи! — и было непонятно, кто за кого болеет. Похоже, что все болели за мяч, вернее, за то, чтобы он находился в постоянном стремительном полете.