— Хватит тебе за коровами бегать, — увидев Кольку, запричитала мать. — Я уж и на пасеке была, и аспирин купила. Из-за этого мопеда все здоровьишко загубишь. Купим мопед и дело с концом!
— Я осенью еще посмотрю, что купить, — рассудительно проговорил Колька. — Может, фотоаппарат.
— Как фотоаппарат?
— Фотография — дело серьезное. А мопед мне, вроде бы, ни к чему. У меня теперь ноги крепкие. Могу километров шесть без передышки пробежать…
Меду с теплым молоком Колька выпил, потому что любил мед, а от аспирина отказался. Он был уверен, что теперь никакая ангина ему не страшна.
Ранним утром в дальнем конце деревни дядя Аким напевно вывел:
С другого конца Ивановки ему ответил Колькин рожок:
И уже вместе они пропели:
Словно только и ждала этого момента, зорька желтовато высветила полоску над Ивановским лесом. Начинался новый день Колькиных каникул.
Поймать Короля и высечь!
Повесть
Дело было вечером
То, что случилось в этот вечер, переполошило весь двор. А накануне ничто не омрачало жизнь его обитателей. Небо было совершенно безоблачным; подкрашенный спирт в термометрах замер около цифры «20». Малыши таскали за веревочки мощные КрАЗы и КамАЗы. Периодически из-под грибка вылетала сухая дробь, похожая на очередь крупнокалиберного пулемета. На скамеечках возле подъездов чинно восседали женщины. Отрываясь от бесконечных разговоров, они то и дело покрикивали на ребят:
— Эй, Витька, не ходи вокруг клумбы… еще цветы поломаешь!
— Галька! Ах ты, пигалица этакая, опять дверью хлопаешь. Смотри, еще раз услышим, мы тебе нахлопаем!..
В семь часов скамеечки опустели. Захлебнулась и смолкла пулеметная дробь домино.
— Варварушка, голубушка, начинается!.. — Из распахнутой форточки зарешеченного окна на первом этаже выпорхнул воркующий басок Дорофея Анатольевича, начальника ЖКО.
Его жена, Варвара Дмитриевна, казавшаяся еще более тонкой и длинной на фоне облачно белых простыней, размашистыми движениями складывала белье в голубой таз, а прищепки прицепляла на шнур, висевший на шее. Издалека казалось, что она решила перещеголять модниц столь экстравагантными бусами из некрашеных нешлифованных огрызков дерева.
Мальчишки, стайкой собравшиеся возле самодельных ворот, старались не смотреть в сторону Варвары Дмитриевны — боялись рассердить ее. Тогда она оставит на веревке наволочку или полотенце — и плакал их футбольный матч! Желтые, красные майки ребят, казалось, полыхали от нетерпения.
— Варварушка, фамилии идут, — вылетело из форточки.
— Что в них толку? Известных артистов я в личность знаю. А тех, что где-нибудь из-за угла выглянут, запоминать — память портить… — Варвара Дмитриевна сняла последнюю наволочку, подбоченясь, с высоты своего роста посмотрела на мальчишек: «Чего отвернулись?» и обиженно проворчала:
— Хоть бы спасибо сказали, что на час, поди, раньше сняла… Смотрите у меня, стекла вокруг! — уже грозно прикрикнула она, подхватила таз и, широко размахивая левой рукой, словно раздвигала невидимые кусты, направилась к конторе ЖКО.
Здесь, в красном уголке, возле цветного телевизора собрались постоянные зрители — шесть пенсионеров. «Мухоморщики» — так окрестили их мальчишки, поскольку все они были заядлыми доминошниками и целыми днями пропадали в тени грибка, сверкающего белыми пятнами на оранжевой шляпке.
Сегодня начинался очередной телебоевик про разведчиков. В такие вечера соседи не грохали друг другу в стенку, требуя убавить звук. Все телевизоры были настроены на первую программу. Взрослая часть населения располагалась на диванах, в креслах в ожидании невероятных приключений, так приятно щекочущих нервы за чашечкой чая или кофе.
И только ребята, столь падкие на военные фильмы и на истории про разведчиков, высыпали во двор. На полтора часа он поступал в их полное распоряжение, и мальчишки жертвовали приключениями, которые можно будет посмотреть в морозные зимние вечера, когда на улицу носа не высунешь!
Дорофей Анатольевич утопал в синем кресле. Он обожал фильмы про разведчиков. На войну Дорофей Анатольевич попал в последний год и его сразу направили к разведчикам. Поэтому детективы он смотрел с особенным наслаждением. Как родные. Вслух делал разные предположения, замечал профессиональные неточности. Варвара Дмитриевна в такие минуты смотрела на мужа с неподдельным уважением.
— Ну кто поверит, что это — нищий? У него такое лицо, словно он из санатория вернулся! — громогласно возмутился Дорофей Анатольевич. — Нам, помню, комбат говорил, что перед таким делом дня на три в сарай запирают. Два стакана воды дают в сутки и баста! Эх, ставят фильмы люди, которые пороху не нюхали! Хоть бы с нами, фронтовиками, посоветовались.