Поющая во тьме

Лекс из окна лекарской наблюдал за рабыней. Остриженная голова мелькала среди зарослей на заднем дворе. Мейрим распорядилась, чтобы рабыня выполола колючую поросль сорняков, заполонивших пространство между хлевом и забором. Лекс не отдавал прямого приказа Мейрим нагружать рабыню поручениями до изнеможения, но и не запрещал, заняв роль стороннего наблюдателя. Вот и сейчас рабыня занималась прополкой травы. Лекс пригляделся: Мейрим не дала рабыне специальных рукавиц, защищающих кожу рук от острых шипов. Шипы сорняка исцарапают кожу, и на несколько часов она покроется красноватыми волдырями.

Рабыня осторожно хваталась пальцами за небольшой участок стебля у самого основания, свободный от шипов, и аккуратно выдёргивала. Работа продвигалась бы в несколько раз быстрее, снабди Мейрим рабыню рукавицами. Но нет, она нарочно поступила именно так. Мало того, Лекс заметил, что Мейрим подошла к рабыне и судя по всему, начала отчитывать её. Он вышел из комнаты и прокрался на задний двор, оставшись незамеченным. Мейрим зло ругала рабыню. Но та не подавала виду. Мейрим, распалившись, подняла с земли камень и треснула рабыню по склонённой спине. Лекс нахмурился: Мейрим позволяла себе слишком многое. Рабыня среагировала мгновенно. Она развернулась, пинком ноги ударив Мейрим, и коршуном налетела на неё сверху.

– Не забывайся, шлюха. Хозяин наиграется с тобой и раздавит твою маленькую голову своими руками, как переспелый плод, – зло прошипела Мейрим.

– Возможно. Но ты этого уже не увидишь, – в руке Ани был зажат крупный сорняк с острыми длинными шипами, – посмотри сюда и запомни это.

Она начала медленно приближать стебель к глазам Мейрим. Лекс вышел из укрытия и окрикнул рабыню. Та нехотя поднялась, свирепо поглядывая на пожилую женщину. Мейрим со слезами на глазах начала жаловаться причитая. Если бы Мейрим рассказала всё как было на самом деле, он бы наказал строптивую рабыню за то, что она кинулась на Мейрим. Но Мейрим решила её очернить, якобы рабыня сидела, отлынивая от дела. Лекс ненавидел наглую ложь, а ещё он был неприятно поражён: до этого момента он считал Мейрим достаточно искренней и честной. Но сейчас она, стоя перед ним, лгала не краснея.

– Прекрати, Мейрим. Я всё видел своими глазами с самого начала, стоя здесь и наблюдая за тобой. Ты нагло лжёшь. И если ты думаешь, что чего-то стоишь, то ты ошибаешься. Ты такая же рабыня, как и она.

– Я дитя долины Хендал. Она не ровня мне, – презрительно скривилась Мейрим.

– Долина жестока к своим детям, – развёл руками Лекс. – Иначе как объяснить, что ты, рождённая свободной, до конца дней своих будешь носить рабский ошейник. А когда сдохнешь, тебя сожгут, как безродную псину и развеют твой прах по ветру, не удостоив могильного камня. Помнится, ты что-то сказала про переспелый фрукт? Так вот я скорее избавлюсь от тебя, как от увядающего яблока.

– Я много лет преданно служу вам.

– Служишь? – возмутился Лекс. – Ты больше месяца с момента своего падения с крыши только и делаешь, что отдаёшь распоряжения, не шевеля и пальцем. Отныне только я даю задания рабыне, а ты возвращаешься к своим обязанностям. И выполи эти заросли до конца недели. Без рукавиц.

Лекс поманил рабыню за собой, в лекарскую. Кое-где кожа рук рабыни покрылась волдырями. Лекс аккуратно вытащил застрявшие шипы и смазал ей руки лечебной мазью.

– Сейчас ты едешь со мной в город. Я надеюсь, что на этот раз ты не станешь ничего вынюхивать, ища способ сбежать. Мне не хочется раньше времени портить это тело.

Он провёл рукой по её изгибам тела. Она снова приняла безразличный вид, словно забралась куда-то далеко внутрь себя. Его это взбесило. Он схватил её за плечи и встряхнул, что ей силы.

– Не молчи! Ответь мне!

Она медленно подняла на него свои чёрные глаза:

– А как бы ты поступил на моём месте?

А как бы ты поступил на моём месте? Этот вопрос не давал ему покоя. Его избегла участь рабского ошейника, но что если бы на нём застегнули оковы, объявив собственностью? Он гордо расправил спину, правя телегой, такому не бывать. Он бы не отдал свою свободу так просто. Он бы сделал всё, чтобы разомкнуть позорные браслеты.В голове промелькнула мысль: а не то же самое пыталась сделать она? Лекс скрипнул зубами: этого ещё не хватало, жалеть рабыню. Может, он заразился безумием, витающем в забытом городе так явственно, что казалось осязаемым?

А всё из-за одного-единственного вопроса. Лучше бы эта рабыня болтала без умолку, чем выдавала подобное, но очень редко. В город он поехал с одной-единственной целью – пополнить подходящие к концу запасы зелий и мазей. Рабыню было брать с собой ни к чему, но с каких пор он должен оправдывать каждое своё действие перед самим собой? Он хлестнул коня по крупу, заставляя его нестись быстрее по ухабистой дороге.