Поющие в терновнике

Later generations of Armstrongs insisted he came of Somerset gentlefolk who had lost their fortune following the American Revolution, and that his crime was nonexistent, but none of them had ever tried very hard to trace their illustrious ancestor's background.	Последующие поколения Армстронгов уверяли, будто он был из сомерсетских дворян, начисто разоренных американской революцией, и ни в каком преступлении не повинен, однако никто никогда всерьез не пытался проверить родословную знаменитого предка.
They just basked in his reflected glory and improvised somewhat.	Они лишь грелись в отраженных лучах его славы и кое-что присочиняли от себя.
Whatever his origins and status in English life, the young Roderick Armstrong was a tartar.	Каковы бы ни были его происхождение и положение в Англии, молодой Родерик Армстронг был сущий дьявол.
All through the unspeakable eight months' voyage to New South Wales he proved a stubborn, difficult prisoner, further endearing himself to his ship's officers by refusing to die.	За восемь месяцев невыразимо тяжкого плавания к Новому Южному Уэльсу он обнаружил крайнее упрямство и несговорчивость и нипочем не поддавался смерти, что еще возвысило его в глазах корабельного начальства.
When he arrived in Sydney in 1803 his behavior worsened, so he was shipped to Norfolk Island and the prison for intractables.	Прибыв в 1803 году в Сидней, он повел себя и того несносней, и его отправили на остров Норфолк, в тюрьму для неисправимых.
Nothing improved his conduct.	С ним невозможно было сладить.
They starved him; they immured him in a cell so small he could neither sit, stand nor lie; they flogged him to jellied pulp; they chained him to a rock in the sea and let him half-drown.	Его морили голодом; бросили в карцер - тесный каменный мешок, где ни стать, ни сесть, ни лечь; стегали бичами так, что вся спина превращалась в кровавое месиво; приковали цепями к скале в море - пускай захлебывается.
And he laughed at them, a skinny collection of bones in filthy canvas, not a tooth in his mouth or an inch of his skin unscarred, lit from within by a fire of bitterness and defiance nothing seemed to quench.	А он смеялся в лицо палачам - жалкий скелет, обтянутый прозрачной кожей и еле прикрытый грязным тряпьем, во рту у него не уцелело ни одного зуба, тело сплошь в рубцах и шрамах, но весь он был - вызов, ненависть, и, казалось, ничем это пламя не угасить.
At the beginning of each day he willed himself not to die, and at the end of each day he laughed in triumph to find himself still alive.	Каждый свой день он начинал с того, что приказывал себе не умирать - и кончал торжествующим смехом оттого, что все еще жив.
In 1810 he was sent to Van Diemen's Land, put in a chain gang and set to hew a road through the iron-hard sandstone country behind Hobart.	В 1810 году его с партией кандальников отправили на Ван-Дименову Землю пробивать дорогу в твердом, как железо, песчанике в пустыне за Хобартом.
At first opportunity he had used his pick to hack a hole in the chest of the trooper commanding the expedition; he and ten other convicts massacred five more troopers by shaving the flesh from their bones an inch at a time until they died screaming in agony.	Улучив минуту, Родерик своей киркой пробил дыру в груди начальника конвоя; он и еще десять каторжников разделались с пятью остальными конвоирами, медленно, по ломтику срезая у них мясо с костей - все пятеро изошли криком и умерли в страшных мучениях.
For they and their guards were beasts, elemental creatures whose emotions had atrophied to the subhuman.	Ведь и ссыльные, и их стражи были уже не люди, а сущее зверье, дикари, в чьих чувствах не осталось ничего человеческого.