Пока дышу

— Семя… Память… Почему вы все ушли? Почему оставили нас? Оставили меня одного? — Джо чувствует, что готов разрыдаться, ему стыдно и больно, но остановиться не получается. — Мир гибнет! Остались только горстки детей, которым не дожить до девятнадцати лет, а ты говоришь мне о громкой памяти? Кто вырастит моё семя, если меня не станет, тункашила?

— А кто вырастил тебя, Джо? — Белый Орёл невозмутимо попыхивает трубкой.

— Братья. Но их больше нет!

— Оглянись вокруг себя, внук, разве рядом с тобой нет младших братьев, о которых нужно заботиться? Они позаботятся о твоём семени, когда тебя не станет. А скоро это случится или нет, не имеет значения. Таку Сканскан не знает смерти. Ванаги не знают смерти, разве мы не говорим с тобой сейчас? В тебе течёт кровь Вишача Вакан, у тебя на груди священный амулет Вишача Вакан, ты смог заглянуть в Таку Сканскан и ещё жалуешься?

Джо, совершенно растерянный, протягивает ладонь и касается тёмно-коричневой, словно выдубленная временем деревяшка, руки старика. Она живая. Сухая и тёплая.

— Хе-кхе! — смеётся Белый Орёл и исчезает.

Держать язык за зубами у потрясённого Джо не хватило ума. Тункашила недвусмысленно дал ему понять, что внуку начертано продолжить обязанности деда. Конечно, до Последних дней молодёжь плевала на обычаи, гоняя на машинах, напиваясь и промышляя отнюдь не охотой, но осиротев, все вынужденно обратились к своим корням…

Только Джо ошибся. Вишача Вакан появился в остатках племени слишком поздно. Жрец — большая сила, а новоиспечённому вождю соперник в лице Вишача Вакан был абсолютно не нужен. Красную Собаку объявили витко, сумасшедшим, и прогнали…

В просторной кухне, где пол был выложен неровными каменными плитами, а своды потолка расчерчивали потемневшие от копоти и жира деревянные балки, ждал Джо пропущенный завтрак — аккуратно завёрнутая в махровое полотенце миска с кашей, всё ещё тёплой, и два толстых ломтя желтоватого хлеба из кукурузной муки.

Джо ел в одиночестве, гадая, как могут быть связаны между собой его видения. В том, что связь существует, он не сомневался, только пока не мог понять — какая именно. Взять хоть маленького бедуина и крепкого парня из почти нереальной России — ничего общего. Почти ничего. И всё же… Мысль ускользнула, сменившись воспоминанием.

Хрясь! Лезвие колуна входит в чурбак, мгновенно разваливая его на части. Денис ставит большую чурку на колоду и бьёт ещё раз. Колоть дрова несложно. Но вот складывать их в аккуратную поленницу он просто ненавидит. Хрясь! Хрясь! Хрясь! Собственная ловкость доставляет ему удовольствие. Сухие чурки разлетаются по сторонам от широкой колоды и со стуком падают на своих предшественниц.