Пока дышу

У Августа было семеро братьев. Пятеро старших и двое сопливых младенцев. Когда глупому отцовскому Богу вконец надоели люди и он вывалил на их головы Последние дни, Августу исполнилось девять лет. Он вечно служил на побегушках у безропотной матери и кучи старших братьев. Да ещё вынужден был присматривать за мелкими, что искренне, от всей души, ненавидел. Вся семья ютилась в старом трейлере отца, разъезжавшего с проповедями по трейлерным посёлкам, среди таких же неудачников, каким был он сам. Белая рвань, мексикашки и вконец скурвившиеся от наркоты чёрные — вот кому отец толковал о смирении перед своим Богом! Август от души ненавидел отца, презирал мать и не слишком огорчился, когда всё стало совсем плохо. Дёрнул подальше от психованных братьев да прибился к банде в окрестностях Абердина. Но её разгромила шайка головорезов Хорька, а Август едва успел унести ноги. Каково же было его удивление, когда спустя пять лет — пять чёртовых лет скитаний — он наткнулся на Хорька снова! И обнаружил, что тот нисколько не изменился, словно был и не человеком вовсе! Но хитрый Хорёк не доверял Августу. Не подпускал его близко, и Август постоянно ловил на себе задумчивый взгляд его маленьких, холодных, словно жёлтые стекляшки, глаз. «А не избавиться ли от этого черномазого?» — читалось в этом взгляде. И ведь мог. Запросто.

Август вздохнул и насупился, как обиженный ребёнок. Он половину своей жизни мечтал верховодить, а когда его время пришло, что ему оставила жизнь? Сплошных ушлёпков, которые боялись тощего подростка больше, чем ада, который творился вокруг? «Ладно, не все они ушлёпки, — признался Август сам себе. — У Бенджи котелок варит знатно, а чёртов Гэг хитрый и жестокий, как чёртов койот, не говоря уже о Хорьке».

Ныла и чесалась рана под повязкой. Если бы краснокожий не разогнал койотов, сидеть бы Августу на облаке, ноги свесив, да и поплёвывать на всё свысока. Он хмыкнул, представив себе эту картину. Кто его на облако-то пустит? В ад, на костёр. А Хорёк будет вертел накручивать…

Ночь всё тянулась, а сон не шёл. Нужно было поскорее подлечить ногу, и тогда он, Август, докажет наконец Хорьку, что его место в банде должно быть на самом верху, и зимовать они будут в тепле и с не порчеными девками именно благодаря ему. Жизнь обошлась с ним несправедливо и не думала меняться к лучшему. Что же, он сам возьмёт всё, что причитается, безо всяких подачек с её стороны!

Днями Август ковылял по ферме, пытаясь оценить степень её защищённости. То, что он видел, его не пугало, слишком уж мало людей, чтобы можно было всерьёз беспокоиться. «Конечно, — думал он, глядя, как пытается справиться с карабином мелкая Анна, — отбиваться они будут все, без исключения. А терять девчонок не стоит, да и пацанов помладше — тоже. Кто-то же должен будет обслуживать армию Хорька?»

Анна старательно целилась в отставленный к самому забору пень. Натали что-то негромко говорила девчонке, наклоняясь над ней. Маленький крепкий задок девушки, аккуратно обтянутый джинсами, и полоска кожи на пояснице, между задравшейся курткой и поясом, разгоняли Августу кровь. Он так и видел, как его правая рука ложится на талию, а левая сгребает в кулак её волосы, забранные в хвост, и тянет назад. Как голова Натали запрокидывается, спина выгибается…

Натали, словно почувствовав, обернулась и полоснула по его лицу презрительным взглядом. Сердце Августа бухало в груди. «Да, гордая и непокорная, да! Посмотрим, как изменится твой взгляд, когда ты будешь просить меня не останавливаться!» Он знал, что выводит её из себя, понимал, что это опасно, но прекратить не хотел и не мог.

Запасы фермы, комфорт, в котором жила кучка недомерков — всё это имело несомненную ценность для армии Хорька. Августу же от фермы нужны были две вещи: положение в армии и… Натали. Она действовала на него, как наркотик. И не только на него, как однажды выяснилось.