Но теперь у меня появилась путеводная нить: последнее письмо, напечатанное на этой пишущей машинке, было адресовано Тренту Тернеру, и хотя я не могу сказать, как давно это случилось, не сомневаюсь, что содержимое таинственного конверта способно ответить на множество вопросов.
Или создать новые.
Недолго думая, я пробегаю через дом, хватаю телефон и набираю номер Трента Тернера, который уже выучила наизусть.
Я звоню уже в третий раз, когда бросаю взгляд на часы и понимаю, что сейчас почти полночь. Не совсем подходящее время, чтобы беспокоить почти незнакомого человека. Пчелка пришла бы в ужас от моих манер.
«Если нужно наладить отношения, это явно не лучший способ, Эвери»,— раздаются у меня в голове мамины слова, когда низкий, сонный голос произносит: «Алло, Трнт Трнер...», подтверждая мою догадку, что я подняла его с постели. Похоже, он ответил только потому, что не посмотрел, кто звонит.
— Общество детских домов Теннесси,— выпаливаю я, поскольку отлично понимаю: у меня всего две с половиной секунды до того, как он проснется и повесит трубку.
— Что?!
— Общество детских домов Теннесси. Какое отношение оно имеет к твоему делу и моей бабушке?
— Мисс Стаффорд? — несмотря на официальное обращение, из-за низкого, сонного голоса имя звучит очень интимно, словно при разговоре в постели.
За словами следует глубокий вздох, и я слышу, как скрипят пружины кровати.
— Эвери. Это Эвери. Пожалуйста, ответь. Я тут кое-что нашла. Мне нужно знать, что это значит.
Еще один долгий вздох. Он прочищает горло, но голос у него по-прежнему низкий и сонный.
— Ты вообще в курсе, который час?
Я бросаю смущенный взгляд на часы, будто это невидимое собеседнику действие искупает мою невежливость.
— Приношу свои извинения. Я не обращала внимания на время, когда дозванивалась.
— Ты могла бы повесить трубку.
— Боюсь, что, если я так поступлю, ты больше не ответишь на мой звонок.
По сдавленному смешку я понимаю, что права.
— Тоже верно.
— Пожалуйста, выслушай меня. Пожалуйста! Я перерыла бабушкин коттедж и кое-что нашла. Но объясните мне, что это значит, можешь только ты. Я просто... Мне ; нужно знать, что происходит и есть ли повод волноваться. Не исключено, что скрытый в прошлом нашей семьи скандальный секрет уже утратил свою вредоносную силу и способен заинтересовать только старых сплетников, но я не могу быть в этом уверена, пока не узнаю все.
— Но я и правда не могу тебе рассказать.
— Я понимаю, ты обещал деду, но...
— Нет, — голос Трента неожиданно звучит бодро — очень бодро и совершенно осознанно.— Не в этом дело: я никогда не заглядывал ни в один из конвертов!
Я только помогал дедушке доставить их тем, чьи имена были указаны на конвертах. Вот и все.
Он говорит правду? Мне в это трудно поверить. Я из тех, кто аккуратно снимает клейкую ленту с оберточной бумаги рождественских подарков сразу же, как только их положат под елку, чтобы узнать, что туда положили. Я не люблю сюрпризов.
— Но же он отправлял что-то людям? Какое отношение это имеет к Обществу детских домов Теннесси? Детские дома — это учреждения для сирот. Могла моя бабушка разыскивать кого-то, кого отдали в другую семью из такого дома?
Я высказываю предположение вслух, и тут же понимаю, что проговорилась.
— Это всего лишь моя версия,— добавляю я.— Доказательств и причин настаивать на ней у меня пет, — к чему давать малознакомому человеку пишу для нового скандала? Я не знаю, можно ли доверять Тренту Тернеру, хотя месяцами хранить чужие запечатанные конверты способен далеко не каждый. Мистер Тернер-старший, похоже, знал, что его внук — человек чести.
Трубка молчит; тишина на том конце повисает так надолго, что мне остается лишь гадать, не бросил ли Трент трубку. А если я снова заговорю, мои слова могут так или иначе нарушить хрупкое взаимопонимание и равновесие.
Я не привыкла кого-либо о чем-либо просить, но в конце концов шепчу:
— Пожалуйста. Я сожалею, что днем мы так неудачно начали наше общение, но не знаю, где еще искать ответы.
Он глубоко вздыхает. Я почти вижу, как вздымается его грудь.
— Приходи.
— Что?
— Приходи ко мне домой, пока я не передумал.
Я так изумлена, что не могу выдавить из себя ни звука. И не в состоянии оценить свое состояние: то ли я в восторге, то ли до смерти напугана, то ли схожу с ума, серьезно раздумывая о том, чтобы посреди ночи заявиться в гости к чужому мужчине.
С другой стороны, на острове он зарекомендовал себя как серьезный бизнесмен.
Который теперь знает, что я раскопала часть какого- то секрета.
Секрета, который его дедушка унес с собой в могилу.
«Что, если за приглашением Трента кроются зловещие намерения? Никто не узнает, куда я пошла. Мне и рассказать-то некому...»
Я не знаю никого, с кем мне прямо сейчас хотелось бы поделиться.
«Я оставлю записку... здесь, в коттедже...
Нет... погоди. Я пошлю самой себе письмо по электронной почте. Если я исчезну, полицейские в первую очередь проверят именно ее».
Отношение к этой идее меняется, как в калейдоскопе: неплохо — глупо и мелодраматично — вполне разумно.
— Я только возьму ключи и...