Пока мы были не с вами

— Знаешь, это такое странное чувство. Дедушка прошел через ужасы приютов Общества Теннеси... Я теперь восхищаюсь им еще больше — его делами, его личностью. А когда задумываюсь, что все могло быть иначе, если бы он не оказался в том месте и в то время, если бы его родители не были бедняками, если бы кто-то смог остановить Общество детских домов Теннесси до того, как они добрались до дедушки, начинаю злиться. Я не понимаю, стал бы он тем же самым человеком, если бы вырос в родной семье? Он любил реку из-за того, что родился на ней, или потому, что его приемный отец любил рыбачить по выходным? Мэй говорила, что он встречался с настоящими родственниками. Что он при этом чувствовал? Почему он никогда не знакомил нас с ними? У меня столько вопросов, на которые я никогда не получу ответа...

Мы выходим на улицу и останавливаемся возле двери: ни ему, ни мне не хочется уезжать. Но теперь, когда цель достигнута и страшная тайна детства Мэй и Трента-старшего раскрыта, формальных причин для продолжения расследования, а значит, и знакомства просто нет. Но я чувствую: нас с Трентом связала некая нить, и она не хочет рваться. Настает пора прощания.

— Ты собираешься найти кого-нибудь из дедушкиной биологической семьи?

Трент, засунув руки в карманы джинсов, пожимает плечами и переводит взгляд на носки своих лодочных туфель.

— Это было так давно, что я не вижу смысла. Нам они приходятся очень дальними родственниками. Может, именно поэтому дед нас не знакомил. Но, наверное, все же попробую что-нибудь раскопать. Хочу узнать подробности... хотя бы для Ионы и моих племянников и племянниц. Вдруг они меня когда-нибудь спросят об этом? Мне больше не нужны секреты.

Разговор затихает. Трент слегка проводит языком по губам, будто хочет что-то сказать, но не уверен, нужно ли. И внезапно мы начинаем говорить одновременно, перебивая друг друга.

— Спасибо...

— Эвери, я знаю, что мы...

Почему-то нам становится ужасно смешно, и смех немного рассеивает напряжение.

— Сначала дамы,— Трент делает приглашающий жест и замирает в полупоклоне, а я молчу: никак не могу подобрать точные слова. Мы столько всего успели узнать и почувствовать за последние несколько дней, что расставание кажется почти невероятным. Есть что- то, что нас объединяет.

А может, я веду себя просто глупо?

— Я хочу поблагодарить тебя за все. За то, что не отправил меня восвояси с пустыми руками. Я знаю, тебе было очень тяжело нарушить обещание, данное дедушке...— Трент смотрит мне в глаза, и я забываю, что еще собиралась сказать. Щеки начинают гореть. Притяжение. Я снова обнаруживаю его, ощущаю. Мне казалось, что возникло оно из-за объединившего нас расследования, из-за общей тайны, но тайны больше нет, а притяжение никуда не делось.

Меня посещает совершенно непрошеная, ненужная мысль: «А что если я ошибаюсь в своих чувствах к Эллиоту...» И я мгновенно понимаю, что ничего случайного в этой мысли нет. Просто я упорно не позволяю себе думать на эту тему, но все же... Мы с Эллиотом на самом деле любим друг друга, или просто... нам по тридцать лет и вроде бы уже пора? У нас крепкая, проверенная годами дружба — или все-таки страсть? Мы твердим друг другу, что нам не хочется форсировать со-бытия из-за давления наших семей, — но, может быть, мы ошибаемся?

Я вспоминаю грамотный политический коучинг в исполнении Лесли, и неожиданно ее фразы кажутся мне доказательством моих мыслей: «Если мы хотим повысить твою популярность, Эвери, своевременное объявление о свадьбе может очень здорово нам помочь. Кроме того, молодой женщине в Вашиштоне невыгодно быть одинокой, и неважно, как хорошо она соблюдает приличия на публике. Волкам нужно дать понять, что ты официально недоступна».

«Мы с Эллиотом — старые друзья. И ничего больше»,— я гоню эту мысль, но она неустранима, словно колючка, запутавшаяся в лошадиной гриве. А еще я не могу представить, как теперь отказаться от наших планов. Все, буквально все, ожидают от нас скорого объявления о свадьбе. Если его не сделать, последствия будут... немыслимы. Мы разобьем сердце Пчелке и Битси. В социальном и политическом плане меня будут считать неуравновешенной личностью, не способной принимать решения и распознавать стремления собственного сердца.

«Неужели я и вправду такая?»

— Эвери? — Трент хмурится и склоняет голову набок. Он недоумевает, с чего это я замолчала.

Но объяснить ему причину своей задумчивости я не могу.

— Теперь твоя очередь, — я больше не хочу ничего говорить из-за странного направления, которое приняли мои мысли.

— Уже неважно.

— Так нечестно. Ну правда, что ты хотел сказать?

Он не слишком-то сопротивляется.

— Прости, что в первый день встреча вышла такой неприятной. Обычно я так с клиентами не обращаюсь.

— Ну я ведь и не являлась клиентом, поэтому извинения приняты, — вообще-то он вел себя вполне достойно, учитывая мой напор. В конце концов, я Стаффорд до мозга костей. Я привыкла получать то, что хочу.