Пока смерть не разлучит...

Шум разбудил принцессу де Ламбаль; она решила, что ей лучше одеться и приготовиться. К чему? Недели две назад ее перевели сюда из Тампля, где осталась только королевская семья. Возможно, ситуация изменилась, и теперь ей позволят либо вернуться к исполнению своих обязанностей при дворе, либо уехать домой. Ключ повернулся в замке, дверь открылась. Проведя по коридорам, принцессу грубо втолкнули в большой зал, где за столом сидели несколько неряшливо одетых мужчин, смердевших табаком. Наверное, это какая-то комиссия или даже суд, поскольку ей начали задавать вопросы: имя, происхождение, должность…

— Назовите людей, которых вы принимали за своим столом.

— Их было много, и я не вижу необходимости в том, чтобы называть их имена.

— С какой целью королева посылала вас в Германию?

— Это была личная поездка.

— Вы встречались там с эмигрантами?

— Я встречалась только с родственниками покойного мужа. Повторяю, это была личная деловая поездка.

Мария-Антуанетта умоляла ее остаться в Ахене и не возвращаться в Париж. Но тогда ее внесли бы в списки эмигрантов и оставили нищей…

— На выход.

Мутный рассвет стекал с островерхих крыш в узкие мглистые переулки квартала Марэ. Выйдя на улицу, принцесса де Ламбаль попятилась, увидев лежащее навзничь мертвое тело. Напротив стояли люди с дубьем — мужчины и женщины; один подцепил острием пики чепец на голове у аристократки и снял его, выдрав клок волос. Принцесса вскрикнула и побежала прочь; с силой брошенное полено ударило ее в поясницу, она упала; на нее тотчас набросились, били, пинали, рвали… Стянув одежду, потешались над ее наготой — этого убитая уже не слышала. Отволокли за ноги к столбику на углу, отрезали голову, насадили на пику — показать в окно австриячке. Тот самый солдат, который сорвал с головы принцессы чепец, теперь распорол ей грудь, вырвал сердце и насадил на острие своей сабли; цирюльник срезал ножом ее лобок и приложил к своему подбородку — как вам накладная борода? Женщины сгибались пополам от смеха.

Суды продолжались: в тюрьме Сен-Фирмен восемь из десяти узников отправили "на выход", в башне Сен-Бернар перебили каторжников. Майяр наконец-то дочитал список арестованных в аббатстве; Карл Иозеф фон Бахманн, приговоренный к смертной казни, взошел на эшафот, поставленный во дворе Консьержери, и лёг под нож гильотины. Судьи разрешили ему надеть красный мундир швейцарского гвардейца.

Прошел слух, что в тюрьме Бисетр заговорщики устроили склад оружия; туда отправилась колонна из полутора тысяч человек, захватив с собой несколько пушек. Стрелять из них не пришлось: две сотни заключенных перебили дубинками — ими так удобно вышибать мозги из бродяжек, карманников и нищих, особенно детей. Одновременно в лечебнице Сальпетриер расправились с заключенными там женщинами — проститутками, неверными женами, сумасшедшими…

…Карету Гавернира Морриса остановили, его самого выволокли наружу, сбили шляпу.

— На фонарь аристократа!

Неужели они прознали, что он прячет у себя Аделаиду де Флао с семилетним сыном?

— Я посол Соединенных Штатов Америки! — закричал Моррис. — Я дипломат! Вы не имеете права!

— Эмигрант!

Моррис быстро наклонился, отстегнул свой протез и поднял его над головой, держась другой рукой за карету, чтобы не упасть.

— Я американец, потерявший ногу в борьбе за свободу!

Руки, занесенные для удара, остановились, кулаки разжались, ладони приветственно замахали: "Виват, американцы!" Толпа схлынула, оставив его в покое. Моррис приладил обратно протез и забрался в карету, нечаянно порезав руку об осколок разбитого стекла. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Как он переживал в четырнадцать лет, когда деревенский костоправ в отсутствие врача отнял ему ногу после открытого перелома, хотя ее, как позже выяснилось, вполне можно было спасти! А вот теперь протез спас ему жизнь.

* * *

"Парижская коммуна спешит сообщить своим братьям из всех департаментов, что часть свирепых заговорщиков, заключенных в тюрьмы, была предана смерти народом; эти акты правосудия он счел необходимыми, чтобы сдерживать террором легионы изменников в тот момент, когда он собрался идти на врага. Несомненно, вся нация, после долгой череды измен, приведших ее на край пропасти, поспешит взять на вооружение сей совершенно необходимый способ общественного спасения, а все французы воскликнут вслед за парижанами: мы идем на врага, но мы не оставим в своем тылу этих разбойников, чтобы они убивали наших жен и детей.

Братья и друзья, мы ожидаем, что часть из вас примчится к нам на помощь, чтобы помочь нам отбросить бесчисленные легионы пособников деспотизма, поклявшихся погубить французов. Вместе мы спасем отечество, и именно вы заслужите славу, вытащив его из пропасти". (Циркуляр от 3 сентября 1792 года. Подписи: Марат, Дантон.)

21