В следующую секунду в нас полетел обглоданный ботинок и вмазался в светильник, на цепи спускавшийся с потолка. Живой огонек немедленно погас. Мы погрузились в глухой мрак. Неожиданно я ощутила, как нечто принюхивается к моим волосам, и, стараясь не шевелиться, прошептала:
– Она прямо надо мной.
– Ага… – пробормотал Доар. Неясное движение в темноте – и мне на голову опустился колпак из сетки. По носу ударил металлический обод. Сачок оказался достаточно широким, дотянулся до самого подбородка.
– Ты меня поймал! – рявкнула я, пытаясь освободиться.
– Извини, – в хрипловатом голосе слышался смех.
– Заморожу горгулью к проклятым вивернам! – бранилась я, освобождаясь от колпака и вываливаясь из душного нутра разграбленной гардеробной. А следом за мной, вознеся к потолку воинственный младенческий писк, вылетела новорожденная горгулья. Она сделала неровный круг, ухнула вниз и нырнула в дымоход остывшего камина.
– Доар, – вцепилась я в его руку. – Доар! Сто шейров улетают в трубу.
– Может, она сбежит? – Он и не подумал скрыть облегчения.
– Надо ее поймать!
– Будем считать это волей светлых богов, – предложил бессердечный хозяин питомца и, поморщившись, потер шею. Никаких сомнений, похмельная голова болела нещадно.
– Мы не можем бросить новорожденного ребенка на холоде!
– Она не ребенок, а горгулья. Обернется в камень и перезимует лучше нас с тобой, – отказался он разыскивать умотавшего на свободу питомца.
Стаскивая через голову несвежую рубашку, он двинул в сторону ванной комнаты. Мне, как привязанной пришлось тащиться следом и любоваться полоской мелких синяков на его позвоночнике, видимо, заработанных при вчерашнем падении с кресла. Доар болезненно повел плечом, похоже, удар вышел сильнее, чем мне показалось ночью.
– Почему ты идешь за мной? Хотела умыться? – спросил он, взявшись за дверную ручку.
– Вообще голова после соврена не соображает? – сердито проворчала я.
– Точно, – простонал он. – Забыл. Иди первой.
– Благодарю, – холодно кивнула я и попыталась протиснуться в ванную между ним и косяком, но проход перекрыла выставленная рука. – Что?
– Ты не расскажешь, как я оказался на кровати?
– Поэтапно.
Мы синхронно обернулись к креслу, красноречиво отодвинутому от стены и ножками задиравшему угол ковра. На полу валялся стакан и перевернутый пустой графин, а на паркете темнело липкое пятно соврена.
– К слову, милое платьице, – невпопад сказал Доар.
– Это исподнее.
– Ночью я пытался его стащить?
– Так… – Я почесала кончик носа. – Раз уж ты заговорил о сегодняшней ночи, то нам следует договориться о правилах совместного сосуществования.
– Правила?
– Именно! – ткнула я в него указательным пальцем. – Иначе нас очень быстро разлучит смерть.
– Кто отправится в небесные сады? – с иронией уточнил он.
– Смешной вопрос, учитывая, что из нас двоих магией владею я.
– Уф! – Он комически прижал ладонь к груди. – Это удар ниже пояса, Аделис.
– Тогда почему ты хватаешься за сердце? – насмешливо выгнула я бровь.
– Хорошо, если тебе нужны правила, то давай их установим.
Я скрестила руки. Жест был призван показать Доару, насколько разговор серьезен, но на самом деле я просто постаралась прикрыть кружевное безобразие, не оставляющее простора фантазии и почему-то названное исподней сорочкой.
– Ты не напиваешься ночью, – выдвинула я первое требование.
– А днем?
– Ты вообще не приближаешься к алкоголю. Я не намерена таскать тебя на закорках.
– Принято.
– Правило второе. Мы всегда спим одетыми, по возможности на разных кроватях, и не появляемся друг перед другом голышом.
– Это сразу три правила, и я буду не против, если ты захочешь при мне ходить в таких милых штучках, – издевательски ухмыльнулся он.
– Я против, – отрезала ледяным тоном.
– Что-то еще?
– Не что-то, а самое важное: ты туго подвязываешь пояс на штанах и не прикасаешься к женщинам ни одной частью тела. Даже мизинцем. Более того, даже случайно!
– Смотреть-то можно? – усмехнулся он.
– Ну, ты по-прежнему зрячий, – пожала я плечами, стараясь глубоко не анализировать, почему желание Доара смотреть на других женщин (особенно рыжих), вызывает у меня глухую досаду. Во всем виновата суматошная ночь. Я всегда становилась ужасно раздражительной по мелочам, когда не высыпалась.
– Хорошо, смотреть можно, трогать нельзя, – кивнул Доар. – Принимается! Другие правила?
– Ты заранее предупреждаешь меня, когда мы собираемся выезжать из дома. Не хочу, чтобы над душой стояли, подгоняли и злили.
– Справедливо, – кивнул он. – Позволь резюмировать: никакого спиртного, любовных утех, сна голышом и неожиданных визитов.
– Могу пообещать, что я тоже не стану трогать чужих мужчин.
– Да ты меня успокоила, – издевательски протянул Доар. – Раз у тебя все, то и у меня есть одно требование.
– Я слушаю.
Неожиданно его ухмылочка растаяла, взгляд заледенел.
– Не делай нашу совместную жизнь невыносимой, – тихо произнес он. – Мы оба знаем, Аделис, что ты мастерски умеешь трепать нервы.
– Это относится и к тебе, Доар, – не дрогнула я.
– И следи за своим питомцем!
Не прошло и секунды, как дом содрогнулся от невероятного грохота. Казалось, что где-то рухнула стена.