Пока ваш подросток не свёл вас с ума

Вы можете быть частью семьи, но не жить с ней под одной крышей. Если ребенок не внял вашим доводам и его поведение угрожает его жизни или жизни других людей, вам нужна помощь: позвоните в полицию или социальные службы. Временное пребывание в семейном приюте может казаться крайней мерой, но это лучше, чем пребывание в тюрьме или больнице.

Возвращение домой или длительность пребывания дома зависит от того, насколько ваш ребенок следует правилам.

Всё это в той же степени применимо к девочкам.

Помните о сумасшедшем дядюшке Джеке — и не пейте слишком много вина.

27

Депрессия, суицид и порезы от бумаги

Депрессия, суицидальные мысли, самоповреждение^[35]

Информация о пациентах

Семья: Тереза и Боб (родители), Хлоя (15 лет).

Проблема: Подруга Хлои полгода назад совершила самоубийство. С тех пор Хпоя стала замкнутой и депрессивной. Недавно мама обнаружила ее дневник, где та пишет, что не хочет жить. И еще она режет себя. Прошла осмотр в подростковой психиатрической службе здравоохранения, после чего ей были назначены антидепрессанты.

Воспитание детей — это скорее изучение того, как жить в постоянном страхе, а не того, как, собственно, растить детей. С момента их рождения наше счастье неразрывно связано с их счастьем. Если они страдают, мы тоже страдаем. Одна из великих истин заключается в том, что мы не можем их защитить, что бы мы об этом ни думали.

Дерьмо, как известно, случается, и иногда это самое худшее, что только можно представить.

Лучшая подруга Хлои, Хелен, была славной девочкой. Она всем нравилась, была умной, привлекательной и подавала большие надежды в легкой атлетике. У нее было всё, чего она хотела, но однажды она пошла к себе в гараж и повесилась. Никто так и не понял, почему она так поступила.

После смерти Хелен стало известно, что вокруг творились вещи, о которых никто не знал. Несколько девочек в школе распространяли о ней неприятные слухи, и это ее сильно расстраивало. Получать хорошие оценки в школе становилось всё труднее, потому что школа всё больше казалась бессмысленной тратой времени. В тот день, когда Хелен повесилась, она поссорилась с мальчиком, который ей нравился.

Не было никаких обычных тревожных сигналов или признаков, которые могли бы подсказать, что Хелен думает о самоубийстве. Оглядываясь в прошлое, можно было бы это заметить, но такой взгляд — всегда самый жестокий и мучительный. Именно поэтому Тереза и Боб так переживали за Хлою. Они выглядели крайне испуганными, и это было понятно. Я бы на их месте тоже испугался.

Хлоя выглядела просто печальной.

«Ты понимаешь, почему твои родители так переживают за тебя?» — спросил я.

Она пожала плечами: «Ну да».

Вот почему дети так нас пугают: нам, взрослым, кажется, что они относятся к смерти слишком легкомысленно и беспечно. Они еще недостаточно пробыли здесь, чтобы понять, каким даром является жизнь, так что им ничего не стоит расстаться с ней, следуя какой-нибудь подростковой прихоти или причуде.

«Что именно заставило вас так переживать?» — спросил я.

«Ну, после… после того как Хелен… понимаете… умерла… нам показалось, что Хлоя изменилась, — сказала Тереза. — У нее как будто сели батарейки. Раньше она была такой живой, счастливой девочкой, но сейчас… Теперь она всё время выглядит грустной».

Хлоя с тем же успехом могла быть высечена из камня. Казалось, это не имеет к ней никакого отношения, как будто слова просто не долетают до нее.

«И еще этот дневник», — добавила Тереза.

Хлоя закатила глаза.

«Хотите посмотреть?» — спросила Тереза, доставая из сумки маленькую черную книжку.

Знаете, я ненавижу, когда родители ставят меня в подобное положение, потому что, с одной стороны, мне бы очень хотелось оценить риск, но, как практикующий врач, я знаю, что не могу читать личные записи ребенка, если только мне не предложил этого законный владелец.

«Нет, спасибо, — сказал я. — Мне необязательно это видеть. Может быть, вы просто расскажете мне, что в этом дневнике вас так встревожило?»

Тереза открыла на странице с закладкой и прочитала вслух: «Я ненавижу всё и всех. Жизнь — отстой. Хелен повезло».

«Черт, — подумал я. — Черт, черт, черт».

Хлоя ничего не сказала. Она немного сползла в кресле, словно робот без батареек.

«И еще она режет себя, — продолжала Тереза. Она говорила очень быстро. — Мы пробовали с ней поговорить, но она ничего нам не рассказывает. Просто часами сидит у себя в комнате… сидит, и сидит, и сидит часами».

К этому моменту Тереза уже почти плакала. Боб нервно теребил куртку и выглядел абсолютно потерянным.

«Какую помощь вам уже оказали?» — спросил я.