Пока живешь, душа, - люби!..

На мертвых дорогах войны.

Я – стон изможденных

В застенках,

В рудничной пыли.

Я – вопль не рожденных

В раздавленном

Чреве

Земли.

* * *

Тяжелый подземельный

Смрадный запах

Насилия,

Карболки и войны –

Забитые в бегах

И вагонзаках

Мишени без имен

Погребены.

Не надо поздних клятв

И слез предвзятых.

В покое обреченном

Все равны –

Усопшие

Рабы

Пятидесятых...

Больной,

Блатной

И ссученной страны.

* * *

Не выношу прощений поздних.

Отмщенья нет.

А боль жива.

Раскаяния горький воздух –

Тлен. Эхо. Мертвые слова.

Народ предаст, продаст, отступится...

Не в первый раз ему уже...

Дай сил мне,

Мысль,

Дай сил, заступница,

Дай сил на тяжком рубеже.

* * *

Продудел полководец

В дуду,

Продудел и забыл

Про беду,

Что погостная темная птица

130

На гнездовье

Домой возвратится.

Пораженье. Победа. Война.

Торжествует,

Гордится страна.

Безымянный

В районе Ростова

Плачет дождь

Девяносто шестого...

ПУСТИВ ПО КРУГУ ШКАЛИК...

(Оперная ария)

Пустив по кругу шкалик,

Лепил народ божка.

Рождался полукарлик

С ухваткой мужика.

Не чувствуя напасти,

Толпа гудит хмельней.

А карлик – ближе к власти,

А он уже над ней!

Навис над серым роем

И дразнит кумачом.

Назвал народ героем,

А сделал – палачом:

Немым велит молиться,

Слепцам – поклоны класть,

Стреляет пастве в лица,

Отняв у Бога власть.

Чуть зыркнет –

Мы немеем,

Вдыхая страх крутой.

И стал

Народ

Пигмеем

У карлы под пятой.

В КОСМАТЫХ МЫСЛЯХ

Я думаю, далекий брат...

Не нам одним

Не впрок примеры.

Мы взяли веру напрокат

И стали

Призраками веры.

Бродячий европейский миф!

Я вижу,

С горечью итожа:

Переувечили своих,

А результат победы –

131

Тот же.

Поминки. Праздник.

Эпатаж станичников,

Безродных татей?

В косматых мыслях:

«Отче наш!», -

А на губах –

Полынь проклятий.

В СЕБЕ ПОВЕРЖЕННЫЕ НИЦ...

Любвевождизм

Чеканит наши лица.

Так мало умных и красивых лиц.

Видать, нет сил самоопределиться.

Живем –

В себе поверженные ниц.

Поди, уклад столетий опровергни!

Не изгнан,

Не осужден, не убит,

Живу на взрыве

Двух больных энергий –

Своих страданий

И чужих обид.

Мадам, Россия,

Облетают листья?

В глазах твоих откуда эта стынь?

На рынке изнасилованных истин

Горит наследство

Попранных святынь...

* * *

Стране,

В которой жизнь теряет цену,

Все отдано.

Пуста душа. Готов.

Свое сыграл.

Других прошу на сцену –

В безликий зал

Паяцев и шутов.

Гляжу вокруг:

В речах, в деяньях – серо.

Пока бродил по серости дорог,

Спилась Любовь,

От слез ослепла Вера,

Надежду сам я выгнал за порог.

132

МИФ

Все спуталось:

Погоны, флаги.

Трезвон идей и бубенцов.

Мои распухшие фаланги

Трещат под обувью бойцов.

Жри, миф кровавый,

Что прикупишь!

Тебе, опричный,

Сквозь века

Показывает

Мертвый кукиш

Моя замерзшая рука.

* * *

Мы с блеском лжем своей душе,

Больным.

Забытым.

И забитым.

И Апокалипсис уже

Стал повседневным нашим бытом.

* * *

Кончается двадцатый век

В крови,

В моленьях и в надеждах.

Стереотипен человек

И жалок

В действах и в одеждах.

Мысль на меже. На рубеже!

Живет разгадка – еле слышно –

Что человеком быть уже

На белом свете

Не престижно.

* * *

Не проклинаю этот свет

За неразборчивость деяний.

Мир будет до скончанья лет

Творить себя без покаяний.

Встречая одинокий взгляд,

Прошу:

Беги от злобной жажды.

Все наши боли отболят.

Все слезы высохнут однажды.

Гляжу в себя,

В былую даль,

И понимаю ближе к краю:

Мне человека в жизни жаль!

А человечества – не знаю...

133

НА РУБЕЖЕ МОЕМ ПОСЛЕДНЕМ

Я уже писала, что составлять

сборники муж так и не

научился. К собственным

детям-стихам объективным

быть не мог. Подборки

делались под настроение, а

потом обнаруживалось, что

главное осталось «за бортом»...

Так создавались и «Молитвы

времени разлома». Разбираясь в

оставшемся, я досадовала. К

счастью, в Вологодском

отделении Союза писателей

России подошла его очередь на

брошюру из серии «Вологда-XXI век».

Сборник «Свобода - тягостная ноша» составляла я. Михаил в то время был в больни-

це и только внес коррективы. В Союзе писателей с текстами согласились, только заголо-

вок сборника не понравился (слишком публицистично!). Был предложен другой - «Тягост-

ная ноша», но мне он показался безликим, да и Михаил не согласился.

- Автор и есть публицист, - сказала я. - У него такое лицо. А «Тягостная ноша»... что-

то от такелажа: «Цемент», «Железный поток».

Тираж у этих малоформатных брошюр был приличный - 999 экземпляров, их рассы-

лали по области, раздавали для пополнения школьных библиотек. Резонанс в прессе – ну-

левой.

…Он давно не выходит из дому. Собрания Союза писателей он и раньше не очень-то

жаловал, а тут... появилась уважительная причина оставаться в стороне - болезнь. Он и

рад.

Светлым пятном в конце девяностых была наша семейная дружба с врачом детской

поликлиники Верой Леонидовной Бузыкаевой. Вера искренне увлеклась творчеством Ми-

хаила Николаевича и приобщала других. Часто бывала у нас дома как друг и врач. В ней

было особое женское обаяние, за которым, впрочем, ощущался твердый, мужской харак-

тер. Она замыслила написать о Михаиле художественно-документальную книгу, и не то-

лько с блеском выполнила задачу, но и издала книгу за счет своих скромных медицин-

ских заработков, с привлечением спонсорских средств. Книга «Нет, жизнь моя не горький

дым...» получилась большая, красивая. Но, несмотря на активную Верину пропаганду и