Похищенный

— Я знаю, что вы и сами справитесь! — Внезапно и в голосе Рейфа прорвалось раздражение. — Но вы тащите на себе больший груз, чем я. Я всего лишь стараюсь помочь вам.

Они в ярости уставились друг на друга. А потом, сама удивляясь тому, что делает, Эмма наклонилась, сняла туфли и сунула их в руки Рейфу.

— Теперь вы довольны? — язвительно спросила она.

Сверху туфлей Эмма с недовольным видом пристроила свою сумочку. Потом снова развернулась лицом к дюне, наклонилась, погрузила руки в песок и начала взбираться наверх.

На этот раз, без сумочки и туфлей, дело пошло быстрее. Теперь она и сама видела, что поднимается все выше. По спине и груди стекали капли пота, футболка промокла насквозь, во рту пересохло, язык прилип к гортани, но она упорно продвигалась вперед. Чем выше она поднималась, тем круче становился склон. Но это уже не имело значения, потому что, несмотря на боль в груди, она, забыв обо всем, сосредоточилась только на том, чтобы подняться на вершину.

И вот она стоит на самом верху песчаного бархана, а у ее ног простирается серо-свинцовая гладь Атлантического океана.

— Уф-ф!

Легкий ветерок обдувал лицо Эммы и ласково трепал ее волосы. Вокруг царил безбрежный простор, словно с котла мироздания сорвало крышку и все его содержимое выплеснулось наружу. Не осталось ничего, одно лишь пьянящее удовольствие от того, что она добилась своего и больше не нужно лезть наверх. Ноги у нее дрожали, колени подгибались… Ничего, все будет в порядке.

— Вы молодец! — окликнул ее Рейф. Он добрался до вершины первым и теперь сидел чуть в стороне, скрестив ноги по-турецки.

Эмма слишком запыхалась, чтобы отвечать. Она почувствовала, что колени у нее подогнулись, и мягко опустилась на песок. Лежа на спине, она раскинула руки в стороны, глядя в небо над собой. Шаловливый ветерок овевал прохладой ее лоб и шею, приподнимая вырез футболки. Эмма закрыла глаза, вслушиваясь в шум волн и далекие крики чаек, похожие на детский плач. Дыхание постепенно приходило в норму. Ноги перестали дрожать от усталости и напряжения.

Немного погодя она села на песке. Перед Рейфом высился замок в пару футов высотой, возведенный из песка, смоченного минеральной водой «Эвиан». Нижнюю, квадратную часть замка украшали и укрепляли камешки. В центре высилась башня, на стенах которой остались следы его пальцев. Верхнюю площадку башни венчал импровизированный шпиль, сделанный из деревянной палочки от эскимо.

— Замок Хорнбург^[15], — пояснил Рейф, видя, что Эмма смотрит на него. — Все силы тьмы не смогли взять его приступом.

Под порывом ветра замок задрожал и обрушился на песок. Рейф пробормотал что-то себе под нос.

— Ну, — обратился он к Эмме, — как вы себя чувствуете?

— Лучше, — призналась она, отряхивая песок с футболки.

— Можно спросить вас кое о чем?

— Конечно.

— Где ваша семья?

Эмма замерла. Естественно. Он же ничего не знает. Она сделала паузу, заправляя волосы за уши.

Очень коротко и сдержанно она рассказала ему о смерти матери.

— Извините меня. — Рейф взглянул ей в лицо. — Такое несчастье перед самым рождением Риччи…

— А мой отец, — добавила Эмма, — ушел от нас, когда мне было три годика. Уехал в Суиндон и поселился там с женщиной по имени Джекки. Вот, теперь вам известна история моей семьи.

— Вы часто видитесь с отцом?

Эмма покачала головой.

— Он умер, когда мне исполнилось девять. Собственно, я почти не знала его. После того как он бросил нас, мы редко виделись.

— Должно быть, вашей матери пришлось нелегко, — заметил Рейф.

— Да, пожалуй, хорошего было мало. Она оказалась по уши в долгах. Ей пришлось работать сразу в двух местах, чтобы содержать нас. Но она справилась. А что ей оставалось, верно?

Рейф умолк. Эмма буквально слышала следующий вопрос: «А где же отец Риччи?»

Ей не хотелось говорить на эту тему, по крайней мере сейчас, поэтому она первой нарушила молчание и спросила:

— А как насчет вашей семьи? Вы родились в Лондоне?

— Я вырос в Левишеме, — ответил Рейф. — Моя мать до сих пор живет там с отчимом. Мой родной отец оставил нас, когда я был совсем маленьким. — Он скривился. — Сбежал. Совсем как ваш.

Как и отец Риччи, подумала вдруг Эмма. Мысль об этом причинила ей почти физическую боль. Неужели с ними было что-то не так, раз отцы не пожелали видеть, как они растут и взрослеют?

— Вы поддерживаете с ним отношения? — вежливо поинтересовалась она.

— От случая к случаю. Несколько лет назад он переехал в Испанию. Ему уже пятьдесят семь, а он все еще ищет себя. Он играет на гитаре в какой-то группе в Малаге, представляете? Завел себе двадцатитрехлетнюю подружку.

Улыбка Рейфа погасла. Он поднял упавшую палочку от эскимо и принялся шевелить песок у своих ног.

— С тех пор как я уволился из полиции, — продолжал он, — я вижу, как превращаюсь в него. Плыву по течению, без цели и смысла. Стараюсь найти себя.

— Думаю, вы были хорошим полицейским, — сказала Эмма. Она действительно так считала.