Похититель детей (сборник)

Он опустился на сиденье и сидел расслабленно, с вожделенной улыбкой, и Джел поняла, что все ее опасения, в конце концов — сущая ерунда, самая настоящая.

Они непринужденно перекидывались фразами о том о сем — о риггерах, об их семьях — и Джел почти уже забыла о золотистом поле, набирающем силу. Дэп, глядя ей в глаза, смеясь, рассказывал ей о своем последнем полете — трехступенчатый прыжок, быстрый и решительный; так обычно кидают камешек в воду, чтобы тот в полете прошил поверхность несколько раз. Он сопровождал грузовой корабль в паре с еще одним риггером — женщиной — и сделал намек, что за всей их совместной работой стояла тайная связь.

— Это была наилучшая часть того полета, — сказал он, а глаза все так же удерживали глаза Джел, и ей было как-то неловко.

— Буквально на следующий день она ушла в другой, далекий рейс, — добавил он. — А я уже по ней скучаю. То ощущение я не променял бы ни на что.

Внезапно сердце у Джел гулко стукнуло; она ощутила ревность, но сдержалась, не подала вида. И в этот момент почувствовала, что ее обвивает тепло — особый потаенный свет, ощутив который, начинает казаться, что сокровенные чувства таить будто бы и ни к чему. Мысли прониклись легкостью, которую создает полнейшая открытость. Тут, взглянув на Дэпа, Джел почувствовала, что слышит не одни лишь его слова, но еще и видит образы, возникающие непосредственно у него в уме, и как ширится, разрастаясь, их с Дэпом слияние. Перед мысленным взором Джел предстала женщина, с которой он сопровождал тот рейс: фантасмагорические картины пространства, тот лукавый интерес, что он к ней испытывал.

В сердце у Джел кипели чувства, с которыми она не в силах была совладать; и не успела осознать, что ж это с ней происходит, как мысли и образы хлынули, словно фонтан и, переливаясь всеми оттенками, потекли в пространство. Смутный образ сводного братишки, затравленно, исподлобья взирающего на неласкового отца, и даже не имеющего возможности подать весть о себе… Сама Джел перед закрытой дверью отцовского дома, страждущая, нуждающаяся… Редкие полеты с подвернувшимся рейсом, и одиночество такое, что о друзьях не приходится и думать… Образы выплывали наружу, а вместе с ними и терзающая сердце мука. Прежде чем остановиться, она успела вытеснить их все: сокровенные мысли о себе самой, как зеница ока хранимые от посторонних глаз.

В ошеломляющем хаосе слияния чувство полной открытости стало вдруг давать сбои — видимо, у Дэпа не хватило силы вынести такой настойчивый крик о помощи. И он предал. Он обещавший полное понимание, не сказав ни слова, просто вышел из поля. Аппарат, полукружье света — все было, как прежде, но для беспомощной Джел, заходящейся от муки и нелюбви к себе, это был все равно что удушающий щит. Дэп глядел на нее другими глазами. Не дожидаясь, когда наступит конец ее страданию, он поднялся и вышел из комнаты, а она осталась одна, наедине с неживым полем.

В невеселом этом зрелище она сама осталась напоследок и актером, и зрителем. Боль лизала, подобно языкам пламени, затягивалась постепенно в петлю, удушала, а на помощь никто не шел — никто: ни Дэп, ни отец; они забыли о данном обещании и закрыли дверь — что один, что другой. Хотелось поубивать их. Хотелось самой наложить на себя руки от всепоглощающей ненависти, если не удастся справиться с ней, загнать вглубь. Что она и сделала, упрятавшись в безысходность, как в кокон, свив его так плотно, что и не вынуть, И пока, чтобы не лишиться рассудка, выключила поскорее агментор слияния. И возвратилась в город — туда, где биржа до отказа набита безработными риггерами, пытающимися наняться на работу. Там через несколько дней она набрела на Могурна, который предложил ей работу. И паллисп.

Что-то ужасное: одна мысль мрачнее другой. Спать невозможно. Но уж лучше бессонница, чем кошмары во сне. Джел не переставая думать о паллиспе, только он мог унять нервозность и неотвязный страх. Паллисп — утонченный электростимулятор — считался строго запретным средством, применять его разрешалось лишь психиатрам. Пристрастие к нему вырабатывалось моментально. То же можно было сказать и о синаптическом агменторе Могурна. Но для Джел паллисп был единственной «отвязкой». Впрочем, еще и Сеть.

В Сеть хотелось пойти хоть сейчас. Там удавалось дать выход чувствам, создать им форму и воплотить в образы. Давать в Сети выход накопившимся темным чувствам опасно. Однако и хранить их в глубине сознания, то и дело ожидая взрыва, рискованно. Могурн сейчас лежит в блаженном беспамятстве, но когда узнает, что она без разрешения вошла в Сеть, ей не сдобровать. Если же ничего не предпринять, она сойдет с ума.

Оставив каюту, Джел влезла на мостик, оттуда в навигаторскую рубку. Нейроконтакты ласково коснулись головы и шеи.