Похитители снов

Прошел месяц. Алекс сидел на траве, прислонившись спиной к большой раскидистой липе, и невидящим взглядом смотрел перед собой на маленький серый камень… дата рождения, дата смерти, букет полевых цветов, видимо, Мия принесла из долины. На улице все еще шумел долгий бесконечный июнь. Вокруг росла ярко зеленая трава, легкий теплый ветерок шевелил еще свежие листья на деревьях, множество разных цветов тянули свои бутоны к солнцу, а над головой сияло летнее голубое небо. Все это выглядело какой-то издевкой. Когда весь мир жил и радовался в полную силу, его потеря воспринималась еще острее. Ну не может она умереть, когда вокруг все такое живое, яркое, цветущее.

Этот последний месяц Алекс не запомнил и вообще жил не сейчас, не этим днем. Он словно застрял в прошлом, бесконечно проживая разные периоды жизни. Когда шел мимо главной площади, то попадал в снежный декабрь. Прямо в центре города росла большая ель, и к Рождеству ее украшали разноцветными гирляндами и шарами. Вокруг всегда располагался рынок, маленькие, словно игрушечные, домики, укрытые снежными шапками, уютно светились в темноте, горожане покупали там сувениры, глинтвейн и яблоки в красной глазури. Из кафе доносились запахи выпечки с корицей. Рядом с Алексом шла румяная Ана, Мия с яблоком на палке и сын Майк, больше похожий на снежный сугроб, они все тогда здорово извалялись в снегу. Сначала водили хоровод вокруг елки с другими жителями, потом играли в снежки, толкали друг друга на пустынной улице прямо в высокие снежные сугробы. Алекс, естественно, поддавался, когда они все втроем валили его в снег… пришли домой совершенно мокрые. Потом наваливалась жестокая реальность, елка перед глазами оставалась без огней, площадь пустела, и самое тяжелое, что приходилось одному возвращаться в опустевший дом. Когда он открывал калитку и заходил в цветущий сад, то опять проваливался в прошлое, в тот день, когда взорвал Арктику и усталый возвращался на планету Мо в дом Димитриса. Ана сидела на ступеньках деревянной веранды, обхватив колени руками, и ждала его. Алекс до сих пор помнил ее взгляд, кажется, она даже плакала. Помнил, как они вечером остались вдвоем, ее тонкий силуэт на фоне сумеречного окна, шум воды… как он осторожно ее целовал, боясь, что она снова его оттолкнет. Она не оттолкнула. И всю ночь потом до последней минуты он тоже хорошо помнил, она принадлежала только ему без всяких дурацких энергетиков К-18.

Иногда Алексу становилось совсем невыносимо, он не мог находиться дома и приходил на кладбище, сидел вот так напротив могилы, смотрел в пустоту. Один раз даже плакал, первый раз в жизни, правда, легче от этого не стало. Предусмотрительный Димитрис попрятал все оружие в доме, странный поступок, учитывая, что можно выйти за прозрачный купол, закрывающий город, без маски, уйти куда-нибудь далеко в лес и там тихо отбросить тапки от перенасыщения кислородом.

Однажды Алекс сорвался. Ему казалось, что Ана дома, он слышит ее голос то в детской, то в саду, он метался по дому, но нигде ее не находил. Тогда он не выдержал и решительным шагом пошел к воротам за пределы купола с четким намерением уйти без маски подальше в горы. По дороге сломать браслет, чтобы его тело не нашли, еще одни дурацкие похороны семье ни к чему.

– Я не знаю, как без тебя. Не могу больше, – повторял он снова и снова, направляясь в горы.

Уже по дороге к реке его догнал маленький Майк, схватил за руку и пошел рядом, как в обычные дни, когда они гуляли вдвоем в зеленой долине. Потом сын тихо сказал:

– Папа, не уходи без меня.

Алекс словно очнулся. Уйти и умереть в горах было бы отличным решением для него самого, но не для детей. И так подло бросить их в самый тяжелый момент он просто не имеет права. В тот день они гуляли вместе с сыном до вечера, пока позволяло время находиться без маски и из реки не стал выползать туман. Потом оба вернулись в пустой дом. Майк сейчас очень напоминал самого Алекса, такой же молчаливый, рассудительный, слишком внимательный, он очень по-взрослому вел себя, но, возможно, ребенок еще просто не осознал, что произошло. Алекс не брал его на похороны, пусть запомнит маму живой. Вечером на веранду вышла старшая дочь Мия, села рядом с Алексом, положила голову ему на плечо. Нет, бросить детей он не может, просто не имеет права. Надо собраться, сцепив зубы дожить эту жизнь, отдать все долги. Прежняя боль, когда Ана была не с ним, но жива, теперь казалась мелочью, так, небольшая царапина перед основным серьезным ранением. Спал он теперь в детской, на груди всю ночь лежало маленькое тельце, младшая дочка спала только так и ночами даже не просыпалась. Иногда под утро прибегал Майк и тоже ложился рядом, казалось, дети всеми силами пытались удержать его в этом мире и на этой дурацкой планете. Днем за детьми смотрела дальняя родственница Димитриса, маленькая, сухонькая, похожая на хорька старушка, очень тихая и добрая.