– Тормози! – прокричал Ронан, по-прежнему смеясь. – У менонитов! Давай!
– Не хочу это видеть! – ответил Ганси.
Светофор над ним загорелся зеленым. Он не двигался с места.
– Хочешь!
Нет, не хотел, но все-таки сделал так, как просил Ронан. Ганси миновал светофор и свернул направо, к «Саду и дому» – торговому центру, где в основном работали менониты. Это было приятное универсальное место, где продавали овощи, антикварную мебель, ковбойскую одежду, собачьи будки, излишки с военных складов, пули времен Гражданской войны, хот-доги с соусом чили и сделанные на заказ канделябры. Ганси ощущал на себе взгляды людей, стоявших за овощными лотками на улице, пока старался припарковать «Шевроле» подальше от строений. Он вылез, и «кабан» с громом затормозил рядом.
И с ним было всё в порядке.
Ганси прижал палец к виску, пытаясь сочетать полученные эсэмэски с тем, что видел теперь. Возможно, Кавински просто дергал поводок.
Но за рулем сидел Ронан, и это было невозможно. Ключи лежали в сумке у Ганси.
Ронан выскочил из машины.
И это тоже было удивительно. Потому что он улыбался. Блаженно. Не то чтобы Ганси не видел Ронана счастливым после смерти Ниалла Линча. Но в его улыбке всегда крылось нечто жестокое и небезусловное.
Не то что теперь.
Он схватил Ганси за руку.
– Посмотри, старик! Посмотри!
Ганси посмотрел. Сначала на «Камаро», потом на Ронана. И еще раз. Он споласкивал картинку, смотрел опять – и ничего не понимал. Он медленно обошел машину, ища выправленную молотком вмятину или царапину.
– Что такое? Я думал, ты ее разбил…
– Да, – ответил Ронан. – В хлам.
Он выпустил руку Ганси и тут же ткнул его кулаком в плечо.
– Прости, чувак, я был очень не прав.
У Ганси глаза полезли на лоб. Он думал, что не доживет до того дня, когда Ронан за что-нибудь извинится.
Он с опозданием понял, что Ронан продолжал говорить.
– Что? Что?
– Я сказал, – произнес Ронан, схватил Ганси за оба плеча и драматически его потряс, – я сказал, что увидел эту машину во сне. Я это сделал! Она – из моей головы. Она точно такая же, как «кабан», чувак. Я это сделал. Теперь я знаю, каким образом мой отец получал всё, что хотел. Знаю, как контролировать свои сны. Знаю, в чем проблема с Кабесуотером.
Ганси накрыл глаза ладонями. Ему показалось, что у него плавится мозг.
Ронан, впрочем, был в неподходящем настроении для самоанализа. Он оторвал руки Ганси от лица.
– Сядь в машину! Скажи, есть ли разница?!
Он толкнул Ганси на водительское сиденье и положил его безжизненные руки на руль. Обозрел эту сцену, как картину в музее. Затем перегнулся через Ганси и схватил солнечные очки, лежавшие на приборной доске.
Белые, пластмассовые, с черными, как ад, стеклами. Очки Джозефа Кавински, или просто копия. Кто мог судить, что реально, а что нет?
Ронан надел очки на Ганси и снова осмотрел его. На секунду он сделался мрачен, а затем вновь расплылся в чудесном, бесстрашном хохоте. Это был старый смех Ронана Линча. И даже лучше, потому что теперь в нем звучал легкий намек на тьму. Этот Ронан знал, что на свете есть много плохого, но всё равно смеялся.
И Ганси тоже не удержался от смеха, хотя у него перехватывало дыхание. Каким-то образом он из мира ужасов попал в мир радости. Он сомневался, что это ощущение было бы таким глубоким, если бы он не приготовился, всеми фибрами и клетками, к ссоре с Ронаном.
– Так, – сказал он. – Ладно, расскажи.
Ронан рассказал.
– Кавински?!
Ронан объяснил.
Ганси лег щекой на горячий руль. И это тоже было приятно. Зря он бросил «кабана». Он никогда больше его не покинет.
Джозеф Кавински. Невероятно.
– А в чем проблема с Кабесуотером?
Ронан заслонил глаза.
– Во мне. Ну, точнее, в Кавински. Мы высасываем из силовой линии энергию, когда спим.
– И какой выход?
– Остановить Кавински.
Они посмотрели друг на друга.
– И я сомневаюсь, – медленно произнес Ганси, – что мы можем просто вежливо попросить.
– Ну, Черчилль пытался торговаться с Гитлером.
Ганси нахмурился.
– Правда?
– Наверное.
Шумно выдохнув, Ганси закрыл глаза и позволил своей щеке поджариваться на руле. Он был дома. Генриетта, «кабан», Ронан. Его мысли метнулись к Адаму, к Блу – и ускакали прочь.
– Как прошла вечеринка? – спросил Ронан, толкая коленку Ганси через открытую дверь машины. – Как там Пэрриш?
Ганси открыл глаза.
– О… Он произвел фурор.
48
Примерно в то самое время, когда Ганси щеголял в солнечных очках с белой оправой, Блу ехала на велосипеде в двух кварталах от дома. Она везла колесо от «Камаро», умбон от щита и маленький розовый ножик.
Нож ее особенно смущал. Хотя сама идея ей очень нравилась – Блу Саржент, сорвиголова; Блу Саржент, супергерой; Блу Саржент, крутая девчонка – она подозревала, что при первой же попытке воспользоваться ножом порежется сама. Но Мора настояла.
– Выкидные ножи запрещены, – возразила Блу.
– Преступления тоже, – безмятежно сказала Мора.