Поход клюнутого

– Для престижу, дурачина. Мы ж не просто так, мы это… – Бинго воровато оглянулся, убеждаясь, что стражи остались у ворот и не подслушивают, – при исполнении. Спросют тебя потом твои дети, мелкие дварфята с короткими бороденками: а как, папенька, ты ездил за книгой для араканского монарха? И начнешь ты врать и юлить, прямо вопреки заветам этого своего... у которого Наковальня Душ, как его там, чтоб не рассказывать, как в городе Прузене ночевал в притоне, где тебя обобрали до нитки, а твой верный напарник, ныне гоблорд Бингхам, поймал от сговорчивой подавальщицы вовсе несусветное.

– Лучше объяснять, что в городе Прузене нет более ни одного приличного постоялого двора, потому что гоблорд Бингхам воспринял счет как личное оскорбление?

– Такая быль молодцу не в упрек. Я ж просил у усатого подорожную, чтоб все расходы на счет казны относили. На нет и суда нет, приходится крутиться, чтоб и не опозориться, и не разориться. Гляди-ка, вон кувшин нарисован!

Бинго натянул узду, придерживая коня, и мощно прокашлялся, привлекая внимание отливающего на стену человека в поношенном камзоле.

– Эй, внизу, да не иссякнет твоя струя, что внутри, свободно ли?

– Ик… не сказать, чтоб свободно, – ответствовал трудящийся рассудительно. – Нашего брата собралось – вот не знал, что столько нас в Аракане водится.

– Небось думал, один такой умный – картинки малевать, покуда остальные землю пашут да на войне сражаются?

– Ик… так и думал. – Художник завершил излияние, картинно встряхнулся всем телом, подтянул штаны и оборотился, явив худое юное лицо с тщательно ухоженной бородкой-клинышком. – Ого, каков конь! Не желаете ли заказать конный портрет или даже статую?

– Статую? – насторожился дварф. – С каким материалом работаешь? Гранит, мрамор или, может, отливка в бронзе?

– Ну, по сути, еще ни с каким не работал. – Художник печально вздохнул. – Отсутствие спонсорской помощи, дороговизна материалов, недостаток опыта... Но я учусь, лепил из глины солдатиков, вся моя деревня ими восторгается, и даже соседский барон заказал себе армию для стратегических нужд – ролеигрового моделлинга, только я не знаю, что это значит, судари мои. О, простите мое невежество, это пиво во мне вызывает хвастовство... меня зовут Филион, я, как несложно догадаться, художник.

– То-то вижу, как фигурно стену уделал, – пробурчал Бинго. – Хочешь заказ, Филион?

– Хочу, сударь! Изволите натюрморт, портрет или, может, пейзаж?

– Мне надобно на щит нанести герб и девиз. Причем к утру, ибо завтра нам спозаранку в путь, а в пути без герба тяжко приходится, всяк прицепиться норовит и обидеть сироту.

– О, геральдическая роспись! Вы делаете мне честь, сударь, и мне даже неловко, что наше знакомство началось столь... непринужденно.

– Так возьмешься или мне кого другого поискать?

– Берусь конечно же! Металл на финифть, финифть на металл, горностай и белка. – Филион закатил глаза, перебирая в уме шапочно ему известные правила гербостроения. – Да, сударь, к утру исполню, только надо будет посушить еще какое-то время. Что в поле?

– Пшеница, еще рожь иногда, а однажды слыхал, что береза стояла. – Бинго озадаченно оглянулся на Торгрима за поддержкой, но дварф, коварно ухмыляясь, развернул пони и поехал прочь. – Ты чего мне втираешь, рисователь? При чем тут поле?

– Я хотел спросить, сударь, что должно быть изображено на гербе.

– Э-э-э... Торгрим?..

– Сам, сам. – Торгрим махнул ладонью. – Я покуда прокачусь дальше по улице, посмотрю, где бы нам самим остановиться. Никуда не девайся с этого самого места! Или, по крайней мере, следы оставляй.

– Ну, как скажешь. – Бинго недобро ухмыльнулся и подмигнул Филиону. – Это ж ему со мной ехать. Рисунок, говоришь...

– И девиз, сударь. У меня каллиграфический почерк, что очень удачно, поскольку девиз на щите рыцаря – это, почитай, его приветственная речь, обращенная к каждому встречному! Лучше, если она выглядит внушительно и легко читается.

Бинго призадумался на краткий миг и почти сразу же расплылся в широкой ухмылке. Снял с седла щит из оружейной Амберсандера и кинул его в руки художнику, а следом и сам спрыгнул наземь.

– Зайдем-ка, чтоб не всухую обсуждать искусство, – предложил он, пошарил за поясом и выудил еще одну утаенную от Торгрима серебрушку. – Только лосей привяжем, а то бегал я тут за одним, такого навидался...

Дварф вернулся через полчаса, заглянул в таверну и обнаружил там картину как минимум неожиданную – Бингхам и Филион в окружении доброй дюжины завистливых художников и, главное, почти полного пивного жбана сидели над щитом и черкали по нему мелками. Гоблин, по своему обыкновению, упрел и то и дело смахивал со лба обильный пот, а юный живописец то краснел, то бледнел, доказывал что-то, тыкал перстами в самые разные стороны и вообще, похоже, пытался как-то спорить. Торгрим помимо воли хмыкнул – по себе уже знал, каково пытаться Бингхама переубедить.