Поход клюнутого

Бинго худо-бедно втиснулся в перевязь, оставив меч неуклюже болтаться по левому борту. Торгрим поймал себя на том, что вот уже опять гоблин рушит его восприятие: обычно опытный боец в каждом жесте, в каждом шаге упорядочен и тем себя выдает, этот же нелеп, как тряпичная кукла, в нем и не заподозришь лихого рубаку! Неужели правда гоблины – столь дивный народ, что всякое умение извлекают из себя только по мере надобности, а в праздное время являют собой мешки костей и криминальных наклонностей? На оллама бы их клана глянуть, или как там у них величается наставник, – тоже, поди, мудростью наливается только на время проведения уроков, а в остальное время пень пнем?[8]

Рансеру за время гоблинской пробежки успели перековать три с половиной ноги – Торгрим довольно крякнул, принял на колено так и оставшуюся подогнутой недоработанную конечность, подобрал брошенный тут же молоток и в два коротких удара загнал последние ухнали лично.

– Хорошие люди, – сообщил он Бингхаму, пресекши попытку того добраться до колодца и таки в него плюнуть напоследок. – Ничего лишнего не спросили, а напротив, помогли. Не стыдно ли тебе их пытаться обокрасть напоследок?

– Стыдно мне не бывает, – признался Бинго доверительно. – Мало ли, с какой стати они хорошими прикинулись. Может, просто побоялись тебя злить, ты ж при топоре! Да и это… ничего такого уж страшного я им не уготовил, даже сжечь кузню почти не собирался. Подумаешь, уволок бы чего-нибудь железное – они ж в кузнице, борода, нешто новое не выкуют? Заодно лучше работать насобачатся.

– Вот так и получаются великие злодеи – убеждая себя, что на остриях своих кинжалов несут сплошное благо! В наших краях есть дуэргары, именуемые еще серыми дварфами, так те гады несусветные, а туда же – считают себя насквозь правыми.

– Но в действительности-то прав всегда ты?

– А как же! – Торгрим осекся, осознав подвох. – Э нет, ты меня с этими не равняй! Я всегда делаю, как надо, а не как мне приспичило!

– Как кому надо?

– Э... Морадину, вседварфийскому отцу-прародителю. А эти твои дуэргары? Вот не поверю, что с такими, как ты, они ратоборствуют только заради острых ощущений.

– Ну... думаю, они согласно заветам своей праматери Дуэрры поступают, но понятно же, что прав Морадин! Он и старше, и мужчина, в конце концов, у него борода вот докуда, молот и цельное хозяйство, Наковальня Душ и прочее.

– Я так думаю, друг Торгрим, что не бывает тотально правых и неправых. Вот тот же наш Гого – он прав в жизни был только один раз, когда заявил, что пиво кончилось... а ведь тот еще случился деятель, по сию пору всем миром расхлебывают.

– Чтоб я от тебя более не слышал подобной ереси! Своего Гого ты как хочешь суди, мне до того дела нет, а уж мне позволь верить, что Морадин прав до точки, а Дуэрра – бешеная коза и это... экстремистка!

– Да я разве против? Верь во что хочешь, хоть в то, что небо в полоску. – Бинго покосился вверх, дабы убедиться, что ненароком не ошибся с аллегориями. – Я только говорю, что тебе голова и прочие руки-ноги даны неспроста, и кабы ты своему Морадину нужен был для того, чтоб хвост ему заносить, явился бы ты на свет волосом в его бороде, тут уж и соблазнов отклониться не было бы.

– А коли руки есть – так для того, чтоб все на пути поджигать?

– Не, поджигать – это частность. Я, к примеру, подожгу, а ты и потушить можешь.

– И потушу!

– А вот спорить готов, что ничего твой Морадин тушить не завещал.

Увлекшись теологическим диспутом, Бинго утратил бдительность, и дварф наконец до него добрался – цапнул одной рукой за ворот, второй – за пояс и, особо даже не крякая, оторвал от земли. Гоблин и ахнуть не успел, как взлетел над дварфийской головой и оказался выжат на уровень Рансерова седла.

– Дубина ты паскудная, – с чувством выговорил ему Торгрим и слегка встряхнул, отчего получил болтающимся мечом по шапелю и поморщился от звона. – Есть в твоих словах правота, не стану оспаривать. Когда Морадин нас ковал и в мир запускал, он нам не зря дал и мозги, чтоб ими судить по обстоятельствам, и руки, чтоб было чем подкреплять решения. Но еще и душу он вложить не забыл – это, чтоб ты знал, как весы внутри тебя, и на них всякое дело взвешивается, и которое дело доброе – то завсегда должно перевешивать. Нельзя вот так, на ровном месте, совершать пакости! Не потому что по шапке надают, а потому, что так неправильно. А неправильное умножать нельзя! Это как дом строить накось – много он не выстоит, тебе же на башку и обрушится. Что еще хуже – не на твою башку, а на детей твоих, внуков и правнуков. Ты не просто делай – ты к себе прислушивайся! Что чувствуешь?

– Что сейчас опять блевану, – сообщил Бинго тревожно. – Чего завелся-то? Сам подумай, для чего такие, как ты, воины вообще являются? Чтоб это неправильное искоренять. А не будет это неправильное насаждаться – вымрете ж с тоски, как звери мамонты!