Поход клюнутого

– Ты сам подозрительный! – рыкнул на него сержант. – Чего такое в свои вина добавляешь, что уже три купца из твоих постояльцев жаловались на головную боль и непонятное полегчание кошелька после бурной ночи?

– Такие уж хорошие вина держу, что, начавши пить, мало кто удержится от продолжения.

– А настой йоруги, который сильнейшее сонное зелье, кто скупил у всех аптекарей?

– Ну, сплю я плохо, сержант, это что – преступление?

– У кого совесть чиста, тот всегда спит хорошо, – заметил Торгрим сурово, поглядел на Бинго и добавил сокрушенно: – Или кто гоблин.

– Я как раз скверно сплю, – пожаловался тот немедленно. – Странное снится, вскакиваю с таким облегчением, словно от звонка до звонка срок мотал на зоне с гзурабами. Хозяин, поделись сонным зельем!

– А я пойду, пожалуй. – Сержант в несколько мощных глотков допил сидр и поднялся. – Будьте здравы, на вина здешние не налегайте, а будете в наших краях еще – заходите, не стесняйтесь... ну, ты, по крайней мере, дварф. За всякую шушеру не скажу, а я всегда рад с правильным воином потолковать.

Он подобрал меч и покинул зал, а Торгрим воспользовался моментом и снова пнул Бинго в колено.

– Похоже, твое бурление и на меня переходит! В жизни не влипал так вот, на ровном месте, обыкновенно наблюдаю осторожное к себе равнодушие.

– Чуть колпак не прошляпил, поборник справедливости! Если б догнали те, которые графские – ты бы и с кольчугой охотно расстался?

– Да вот не хватало еще загреметь по твоей загребущести.

– Загребущесть к загремлению отношения не имеет! Если гремишь, то уж с самой верхотуры и донизу, и поступишься ли в этом полете малым – никак не облегчит твоей участи. И обидно же будет, если таки грюкнешься внизу, да еще и колпак проимеешь.

Сохраненный колпак Бинго недолго думая натянул на голову и вид заимел самый комичный, но смеяться над ним было решительно некому.

– Спать пора, – постановил Торгрим. – Хозяин, покажи нашу комнату.

– За мной следуйте… – Хозяин запалил от светильника свечу и двинулся к лестнице.

– А сонное зелье?

– В аккурат вышло. – Хозяин воровато покосился на винную бочку. – Хочешь винца глоточек? Оно благотворно действует.

– От выпивания никогда не отказывался.

– Поберегся бы. – Торгрим зябко передернул плечами. – Сам же слыхал, с него голова болит, и кошель... правда, кошеля у тебя нету, но вдруг и правда я, с тобою повозжавшись, начну все тобою заслуженные симптомы перехватывать?

– Раз откажешься – в другой раз могут и не предложить. Нацеди мне кружечку, плоскошапочный.

Номера в «Ресторацио» оказались обширными, люксовыми, с балдахинами и даже занавесями на окнах, чем Бинго не преминул сразу же воспользоваться, дабы расквитаться наконец с замучившими соплями, и даже Торгрим, пока готовил укоризненную речь, не сдержался и обтер голову бархатной портьерой. Кровать, правда, одна, зато такой ширины, что лошадей можно укладывать. Нашлась в закутке за дощатой загородкой и бочка с водой, в которой дварф с удовольствием ополоснул конечности. Выйдя же, застал гоблина деловито переливающим выпрошенное вино из кружки в кожаный бурдючок, который, как оказалось, в числе многого иного таскал на поясе.

– В дорогу запасаешься?

– Никогда не знаешь, где чего пригодится. – Бинго слизнул каплю и поморщился. – Фу, кислятина. Никогда не понимал, чего в этих винах находят.

– А зачем же позарился?

– Ну, ты ж слышал, зарился я не на вино, а на сонное зелье. А потом уже было неловко отказываться.

– Уж не по мою ли душу сонным зельем запасаешься?

– Вообще не думал, но идея хорошая. Желаешь опробовать?

– Спасибо, и так без задних ног дрыхну. И чтоб ты знал, у нас, дварфов, расовый бонус супротив всяких микстур, настоек да ядов – так что не расслабляйся, даже если подсунуть исхитришься.

– Тебя послушать, у вас ото всего бонус, то-то вас с поверхности уже тыщу лет как повышибли! Сидите небось в своей стылой подземле, бонусы пересчитываете. Побудь мне верным оруженосцем, помоги пряжки расстегнуть! Мочи нету более в панцире париться, блохи скоро до костей догрызутся.

Дварф оскорбленно заворчал, но с пряжками покладисто помог. Хоть пальцы его и напоминали кузнечные клещи, а обращаться со всякого рода запорами он умел с детства. Из раскрывшегося панциря пахнуло столь могуче, что Торгримовы глаза заслезились и даже ставни на окне дрогнули, а Бинго с радостным воплем содрал остонадоевшее облачение и победно швырнул в угол.

– Счастье-то! – завыл гоблин, приплясывая по комнате и свирепо скребясь обеими пятернями повсюду, докуда руки дотягивались. – Как есть смысел жизни, надо будет тому мудрецу присоветовать!

– Иные, а вернее сказать – все, кроме тебя, до этого смысла каждый вечер добираются, – расхолодил дварф.

– И тут обставили, хитрозадые, – не очень-то огорчился гоблин, приступил к массивному шкапу и принялся о него тереться спиною, причем, судя по треску, полетела щепа – не понять только, от шкапа или от гоблина.

– Там воды целая бочка, – счел должным сообщить Торгрим, тоже избавляясь от своего кольчужного рубища.

– Не, спасибо, я сидром надулся.

– Тебе, смотрю я, неведома радость хорошего омовения.