Похождения одного матроса

– Может, деньги нужны… Ты скажи. Я ведь русский, а не американец!

– Дай вам бог за ласковое слово, ваше превосходительство, что не погнушались зайти к беглому матросу! –

взволнованно проговорил Чайкин. – Но только не извольте беспокоиться: я ни в чем не нуждаюсь, у меня и деньги есть.

– Прощай, братец… Кирюшкин тебя навещает?

– Навещает, ваше превосходительство!

Адмирал ласково кивнул головой и вышел из комнаты.

Сейчас же явился Дунаев.

– Ну, что он с тобой говорил?

– По-хорошему говорил, словно и не адмирал. Прост. И

так он ласково обошелся, что у меня и страх прошел… И я ему все обсказал без всякой опаски… С ним не страшно говорить.

– Добер. Сразу видно! – подтвердил и Дунаев.

– Кабы таких адмиралов да побольше было! – промолвил Чайкин.

– Зачем же он к тебе приходил?

– Проведать приходил… А еще звал на клипер. Обнадеживал, что ничего мне не будет. Унтерцером сулил сделать… Да я не согласился…

– А он осерчал? уговаривал?

– И не осерчал и не уговаривал. «Живи, говорит, счастливо!»

Чайкин примолк и задумался.

– Да, брат Дунаев, если бы побольше таких начальников, то и нашему брату легче было бы жить! – наконец промолвил он.

– Редки только такие. С таким легко, а как заместо его да другой поступит, других понятиев, – еще тяжелей станет жить флотскому человеку… То ли дело здесь…

– Зато здесь бедному плохо… Богачи утесняют… Везде, братец ты мой, какая-нибудь неправда да живет!..

ГЛАВА VII

1

– О господин Чайк!.. Не подумайте обо мне дурно, господин Чайк, ежели я до сих пор не заходил к вам, не скажите: «Какая неблагодарная скотина Абрамсон!. Какая свинья Абрамсон!. » О, если б вы знали, отчего я до сих пор не приходил к вам…

И Абрамсон, в обтрепанном платье, похожем на лохмотья, ставший, казалось, совсем немощным стариком, бледный, осунувшийся, с лицом, полным скорби и отчаяния, крепко пожал своими костлявыми пальцами руку

Чайкина и, беспомощно опустившись на кресло, примолк.

Чайкин в первую минуту подумал, что Абрамсон потерпел полную неудачу со своей ваксой, и, желая подбодрить его, проговорил:

– Нечего падать духом, господин Абрамсон. Бог даст, дела поправятся… Ежели вакса не пошла…

– Какая вакса, господин Чайк?!. О, если б вакса!.

– Что же такое?.

– Ривка… Я только вчера мою Ривку закопал в землю…

Дитю свою единственную, Чайк!

И старик опустил голову и вытирал слезы своей грязной рукой.

– И вольный воздух не помог, – заговорил он через минуту, едва сдерживая рыдания, – и доктор не помог…

Каждый день ездил… по три доллара платил ему из тех денег, что вы дали на ваксу… лекарство прописывал, а не спас Ривку… «Ежели бы, говорит, раньше схватили… А то, говорит, у нее запущенная болезнь… повреждение легких…» Я в ноги ему кланялся, просил спасти Ривку, по пять долларов обещал давать, – он не согласился. «Я, говорит, не бог…» А она-то, дитю мое, все думала, что поправится… Меня успокаивала. «Не плачьте, говорит, папенька… Я здорова буду…» И все вас, Чайк, вспоминала…

жалела вас, что вы за свое геройство пострадали… Газеты читала, где о вас было писано… «Вот, говорит, какой он»…

И все собиралась идти к вам… Все надеялась… А сама что ни день, то худела и ровно свечка таяла… И я около нее безотлучно находился… Баловал ее на ваши деньги… И

как она радовалась, что я больше не приводил матросов с тех пор, как вы помогли, Чайк… Как вас благодарила!.

«Вот, говорит, поправлюсь, беспременно сама поблагодарю»… И все требовала газеты о вас читать… Сама уж не могла… Вовсе ослабела. И какая она умница была, если б вы знали!. И какое чувствительное у нее было сердце! И

как наказал меня бог, Чайк, о, как наказал за мои грехи, за то, что я дурным гешефтом занимался… Ривочка часто плакала об этом… И тогда, когда я привел вас, Чайк, и велел приготовить вам нехороший пунш, она не согласилась, и жена не согласилась… И Ривка грозилась, что уйдет от меня, если с вами, Чайк, я нехорошо поступлю…

Чайкин сочувственно слушал горестные излияния старого еврея и жалел его и хотел как-нибудь смягчить его горе, но понимал, что это невозможно, что никакими словами не поможешь.

И, когда Абрамсон смолк и, подавленный скорбью, поник головой, Чайкин пожал его руку.

Скоро Абрамсон поднялся с кресла и стал прощаться.

Тогда Чайкин спросил:

– Вы на старой квартире, Абрам Исакиевич?

– Пока на старой… Хочу оставить ее…

– И скоро?

– Первого числа… Наймем с женой комнату…

– Так вы, Абрам Исакиевич, дайте ваш новый адрес…

Я, как выпишусь, зайду к вам… А пока позвольте мне, как компаньону, внести еще деньги на вашу ваксу… Вот получите сто долларов…

Абрамсон энергично закивал отрицательно головой, и слезы блестели на его глазах, когда он наконец проговорил:

– Не надо… не надо. Вы и так помогли. И у меня еще осталось пятьдесят долларов. Мы, бог даст, как-нибудь проживем… Я с ларьком буду ходить… а не то газеты продавать… Спасибо вам, Чайк!

И Абрамсон, словно бы боясь соблазна в виде банкового билета, поторопился уйти.

2