Однажды утром, когда Чайкин первый раз встал с постели и необыкновенно довольный, что раны его заживают и нет уже никаких болей, сидел в кресле около стола, на котором стоял чудный букет чайных роз, присланных ему матерью спасенной девочки, и разговаривал с верным Дунаевым, неотлучно находившимся при нем, в комнату вошла сиделка и сказала Чайкину:
– Вас хочет видеть русский адмирал, начальник эскадры. Хотите его принять, Чайк?
В первую минуту Чайкин был изумлен и испуган.
«Зачем ко мне идет адмирал?» – думал Чайкин и не знал, как ему быть.
– Если вам визит этот неприятен, Чайк, то я могу сказать, что вы чувствуете себя нехорошо и не можете его принять… Вы, кажется, не расположены видеть адмирала, Чайк? – прибавила в виде вопроса сиделка.
– Нет, зачем же врать! – промолвил смущенно Чайкин.
– Так, чтоб не врать, я просто скажу, что вы не хотите его видеть, Чайк. Сказать?
– Это будет обидно для адмирала…
– А ну его… Пусть обижается! – заметил по-русски
Дунаев.
– За что зря обиждать… Он, может, от доброго сердца пришел, а я скажу: «Уходи!..»
И, обратившись к сиделке, Чайкин сказал:
– Попросите адмирала…
И с этими словами он несколько испуганно оправил свой халат; смахнул со стола хлебные соринки и не без
некоторого страха прежнего матроса ждал появления адмирала, несмотря на то, что слышал о нем много хорошего.
Тот же страх испытывал и Дунаев, хотя и хотел показать, что он совершенно равнодушен к приходу адмирала.
– А я пока уйду… Может, он захочет с тобой о чем-нибудь секретно говорить, Вась…
И Дунаев пошел к выходу и,
встретившись около дверей с адмиралом,
невольно вытянулся по-военному и провожал адмирала глазами.
– Бывший матрос? – спросил,
останавливаясь,
адмирал и ласково улыбнулся.
– Точно так,
ваше превосходительство! – отвечал
Дунаев по старой привычке.
– С какого судна?
– С «Люрика», ваше превосходительство.
– Давно здесь?
– Пять лет, ваше превосходительство.
– Какие занятия?
– Возчиком был, а теперь вот около Чайкина нахожусь, ваше превосходительство!
– Слышал… хорошо, что Чайкин не один…
– К нему еще российский ходит: Кирюшкин, ваше превосходительство.
– Знаю. Тебе здесь нравится? Дунаев, кажется?
– Точно так, ваше превосходительство. Очень нравится!..
– А по какой причине ты оставил судно?
– Претензию подавал адмиралу на капитана «Люрика», ваше превосходительство.
Адмирал не сомневался, что Дунаев говорит правду: командир «Рюрика» даже и в те отдаленные времена считался жестоким командиром и был уволен от службы.
– И не скучаешь по России?
– Прежде скучал, а теперь мало скучаю, ваше превосходительство.
– Совсем американцем стал! – улыбаясь, проговорил адмирал, оглядывая с ног до головы Дунаева, и направился к креслу, где сидел похудалый, побледневший и испуганный Чайкин.
Когда адмирал подошел к Чайкину, тот стоял у кресла.
– Здравствуй, Чайкин!
– Здравия желаю, ваше превосходительство! – отвечал тихим, утомленным голосом Чайкин.
От стояния на ногах он чувствовал, что у него кружится голова.
– Садись, садись скорей! Тебе нельзя стоять! – участливо проговорил адмирал, увидавший побледневшее лицо
Чайкина.
– Трудно еще, ваше превосходительство… Первый раз встал с постели.
И словно бы виновато улыбаясь, что не может стоять перед адмиралом, Чайкин опустился в кресло. Адмирал сел в другое.
– Я давно собирался навестить тебя, да боялся потревожить! – проговорил он.
– Чувствительно благодарен, ваше превосходительство.
– А я пришел к тебе, чтобы сказать, как я рад был узнать о подвиге русского матроса.
Чайкин застенчиво молчал.
– Но мне, признаюсь, очень жаль было узнать, что ты русский человек и принужден оставаться на чужбине… Я
знаю, что тебя вынудило остаться здесь… Страх перед наказанием? Да?
– Точно так, ваше превосходительство… Я опоздал на шлюпку и боялся, что меня накажут… и остался…
– Слушай, Чайкин, что я тебе скажу. Ты, конечно, волен остаться здесь, и никто тебя не может отсюда вытребовать… Но если ты хочешь вернуться, даю тебе слово, что ты никакому наказанию не подвергнешься. Я буду за тебя просить начальство. Оно уважит мою просьбу.
– Премного благодарен на добром слове, ваше превосходительство! – с чувством произнес Чайкин.
– И знай, что милостью нашего государя телесные наказания отменены… На клипере новое начальство, и того, что было прежде, не будет… Тебя сделают унтер-офицером.
Чайкин молчал.
– Так хочешь вернуться? Даю тебе слово, что тебе ничего не будет! – еще раз ласково повторил адмирал, объяснявший молчание матроса недоверием к его словам.
– Никак нет, ваше превосходительство! – тихо, но твердо ответил Чайкин.
– И ты не боишься, Чайкин, что стоскуешься на чужбине?
– И теперь иной раз тоска берет, ваше превосходительство.
– Что ж ты думаешь здесь делать? Опять матросом будешь, как был, на купеческом бриге?
– Никак нет, ваше превосходительство, – при земле буду. Как поправлюсь, поеду работником на ферму. У меня уж и место есть.
– Ну, дай бог тебе успеха, Чайкин… Будь счастлив! –
сказал адмирал, поднимаясь.
– Счастливо оставаться, ваше превосходительство!
– Не нужно ли тебе чего?..
– Покорно благодарю. Ничего не нужно, ваше превосходительство!