Его пальцы нежно поглаживают мой подбородок. Эмерсон как будто погружен в собственные мысли. Сначала он смотрит мне в глаза, затем переводит взгляд на губы.
– Ты такая славная девочка, Шарлотта.
Плечи расслабляются, они как будто плавятся, когда эти прекрасные слова омывают меня, словно теплая вода. Внезапно я становлюсь мягкой и уступчивой, будто одна эта короткая фраза ввела меня в транс. В этом состоянии он может сделать со мной буквально что угодно.
И мне почти хочется, чтобы он это сделал.
К сожалению, Эмерсон убирает руку и встает.
– Ну, ладно. Давайте вернемся к работе и будем считать, что этого никогда не было.
И поскольку ради его похвалы я готова на что угодно, именно это я и делаю.
Правило 12:
Массаж ног – это сексуально
Моя ладонь чешется уже несколько дней. При первом удобном случае я смотрю на линии, которые тянутся от запястья к пальцам, и напряженно размышляю о том, что сказала Шарлотта.
Я предназначен для большой любви. Я смеялся над ее словами первые пару дней. А потом эта идея начала оседать в моей голове. После Марии, матери Бо, я списал идею любви со счетов. Хотя, если честно, я сделал это задолго до того момента. Да, у нас с Марией были веселые, яркие дни секса и молодости, когда вечность казалась возможной. А потом она забеременела, и нам пришлось столкнуться с реальностью рождения ребенка и взрослой жизни.
Трудно поверить, что с тех пор, как я вкладывал в любовь так много усилий, прошло целых двадцать лет. Это было давным-давно, и со временем идея отношений стала казаться мне вещью скорее хлопотной, нежели приятной.
В общем, что-то в хиромантии Шарлотты изменило ход моих мыслей. И теперь я не могу перестать думать о том, как она выглядела в те мгновения: в памяти стоят ее приоткрытые губы, широко распахнутые глаза. Надежда, страх, намек на волнение, сексуальное возбуждение – все это было написано на ее лице.
С тех пор, как Шарлотта начала здесь работать, она уже успела оказать на меня влияние. И не в лучшую сторону. Нельзя терять голову. По крайней мере, если я хочу вернуть сына и не лезть к ней в трусы. Хотя этот план с каждым днем все больше и больше разваливается. Чем она может быть мне полезна, если больше с ним не разговаривает?
Пока она обедает, я достаю телефон и снова набираю его номер. Неудивительно, что звонок тотчас же переходит на голосовую почту. Он снова отклонил мой звонок. И на этот раз я делаю то, чего еще не делал.
– Привет, сын. Я только что разговаривал с Шарлоттой… то есть… с Чарли, я имею в виду. Уверен, ты уже в курсе, что она работает на меня. Из нее получился отличный секретарь, и она много говорит о вас. От этого я еще сильнее скучаю по тебе. Надеюсь, у тебя все хорошо. Пожалуйста, позвони мне.
Я нажимаю красную кнопку и погружаюсь в молчание. Знаю: мой голос полон отчаяния. Он этого добивается? Чтобы я его умолял? Чтобы я выставил себя в его глазах круглым дураком и он потерял ко мне всякое уважение?
Миг спустя входная дверь открывается, и Шарлотта вносит пакет из соседнего гастронома.
– На улице было так красиво, что я решила прогуляться. Надеюсь, не опоздала.
– Да нет, – бормочу я, не поднимая головы. Когда же я наконец отрываю глаза от бумаг, замечаю, что ее щеки раскраснелись от прохладного зимнего ветра.
Минуточку. Она пешком ходила в магазин деликатесов? Это же почти полторы мили по холоду. Сейчас февраль, и на улице всего сорок пять градусов по Фаренгейту [7]
.– Шарлотта, – сурово говорю я, вставая. – Почему ты не взяла машину?
Бросаюсь к ней, беру у нее пакеты и касаюсь ледяных рук. Невольно стискиваю зубы. Провожу большими пальцами по ее холодным щекам, и она вздрагивает.
– Со мной все в порядке! – Шарлотта отстраняется.
Выглянув в окно, я мельком вижу ее автомобиль, припаркованный рядом с моим, и тяжело вздыхаю.
– У тебя проблемы с машиной?
Она сглатывает, пытается обойти меня и нырнуть в кухню, но я преграждаю ей путь. Взяв Шарлотту за подбородок, приподнимаю ей голову и заставляю посмотреть на себя. Ее плечи опускаются, и она сдается.
– Думаю, это аккумулятор. Я могу вызвать механика, чтобы он ее завел. Извините, что она занимает место у вас на подъездной дорожке.
Я внутренне вздрагиваю, представив, как она, втянув от ветра голову в воротник пальто, бредет по холоду больше получаса. А все из-за того, что Шарлотта не хотела говорить мне, что ее машина не заводится.
– Почему ты мне ничего не сказала?
– Ничего страшного, – отвечает она с натянутой улыбкой.
– Шарлотта, – говорю я и беру ее за руку.
Я тотчас вынужден напомнить себе, что должен быть с ней нежнее, чем настаивают мои инстинкты. Мой внутренний «господин» хочет наказать ее за ложь. По идее я должен встряхнуть ее, сжать до боли или даже положить себе на колено лицом вниз…
Нет. Ей всего двадцать один год, и у нее есть мудак-папаша, не научивший ее, как завести машину, у которой сел аккумулятор.
Я ослабляю хватку, но не даю Шарлотте отойти.
– Никогда больше так не делай. Если твоя машина не заводится, просто скажи мне, а потом можешь взять мой автомобиль, понятно?