Ещё был жив Александр Григорьевич, бабушкин муж, когда старики начали приглашать помочь по хозяйству тихого и исполнительного страха. Он подрезал деревья, чинил крышу и выполнял другие непосильные уже очень пожилому деду работы. А после смерти деда бабушка и Иван скооперировались и теперь вдвоём ездили на старом, но исправном «жигулёнке» Александра Григорьевича в райцентр на оптовый рынок за припасами.
Бабушке принадлежали полдома и небольшой огород. Вторую половину дома давно продали за ненадобностью, так как бабушкин сын много лет назад перебрался в Россию и обратно возвращаться не собирался. Довольно молодая соседка Катька стала лучшей бабушкиной подругой.
На кухне пахло пирогами, а в клетке чирикал серо-голубой Петруша, переживший уже все предельные сроки, отпущенные для волнистых попугаев. Саня умылся и сменил дорожную футболку. Нормальной стиральной машины в доме не было — бабушка пользовалась доисторической «Малюткой», этаким тазиком с моторчиком, объясняя, что ей одной такой машинки вполне достаточно. Саня регулярно высылал ей деньги, она ругалась, что ей и так всего хватает, но после долгих уговоров откладывала, как она говорила, «на чёрный день».
Сели не то за поздний завтрак, не то за ранний обед. Бабушка предложила Сане водки, а после его отказа налила себе, вспоминая, что покойный Александр Григорьевич всегда за обедом выпивал рюмочку, а в воскресенье две, почему и дожил до восьмидесяти девяти лет, не чихая и не кашляя.
Обсудили семейные дела, прогулялись по посёлку, дошли почти до самой окраины, где начиналась ромская слободка. Саня убеждал бабушку, что его отец, почти двадцать лет назад вернувшийся к себе на историческую мусульманскую родину, неплохо живёт и продолжает работать хирургом, а его вторая жена, которая была всего на два года старше самого Сани — хорошая образованная женщина, работает гастроэнтерологом и водит машину. Круглолицая мачеха всегда появлялась в скайпе скромно подкрашенная и в хиджабе и относилась к пасынку с любовью и уважением. Две Санькины единокровные сестры были моложе его собственной дочери от единственного и неудачного брака. Бабушка вздыхала и вспоминала, что её Александр Григорьевич тоже был на двадцать лет старше неё. Возрастными перекосами в Санькиной семье трудно было кого-то удивить, сама бабушка родилась всего на пять лет раньше своей племянницы — покойной Санькиной матери.
Вечером пришла соседка Катька, принесла помидоры сорта «бычье сердце» с собственного огорода и вишнёвую наливку личного производства. Чтобы не обижать соседку, Саня от наливки отказываться не стал. Поднёс рюмку к губам, сделал вид, что пьёт, и с возгласом «ой, где я свой мобильник оставил?» сбегал на кухню, чтобы выплеснуть содержимое в раковину.
Повеселевшая от вишнёвки бабушка полезла в шкаф.
— Смотри, Кать, я себе новое «смертное» пошила.
С тех пор, как бабушке исполнилось шестьдесят, она уже несколько раз шила себе новое платье, в котором её следовало похоронить, ссылаясь на то, что мода меняется, старое слёживается, а ей не хочется лежать в гробу в старье.
— Что скажете? — она приложила к себе длинное и свободное зелёное одеяние.
— Как мешок, — честно сказала Катька.
— Как по мне, то мрачновато. Если уж хочешь зелёное, то возьми цвет свежего горошка, а не консервированного, — ответил Саня.
— Много вы понимаете, — обиделась бабушка и засунула платье подальше в шкаф.
Пока бабушка возилась на кухне с чайником, во двор кто-то вошёл. Катя пошла открывать. Саня услышал разговор на повышенных тонах и высунулся было, чтобы посмотреть, что там.
— Не лезь, это наши дела, — одёрнула его появившаяся бабушка.
— Слава Иисусу Христу! — сказал со двора женский голос.
Саня знал, что положено ответить «Навеки Богу слава!», но он не был бы самим собой, если бы такое произнёс. Он мягко отстранил бабушку.
— Аллаху Акбар, девушки! Что случилось?
Одна из «девушек», в платочке и неопределённого возраста, протянула Сане коробку с прорезью сверху.
— Собираем на строительство нового храма, уважаемый пан!
— Вы христианки? — спросил он.
«Девушки» без слов истово перекрестились, вроде как в подтверждение.
— Так вон один храм стоит, — он показал вправо на старую православную церквушку. — А вот второй! — он махнул влево на униатскую чуть поновее. — Что вам мешает со вкусом помолиться хоть там, хоть там? На крайний случай ещё у ромов в слободке молельный дом есть. Как на ваше село, то хоть каждый день в новом месте молись.
— Мы собираем на истинную церковь! — визгливо выкрикнула одна из «девушек». — А то — кацапская, с московскими попами.
— А что, Бог есть разный? Отдельно украинский, отдельно российский, венгерский, ромский или марокканский? Первый раз слышу. Девушки, запомните, что христианство осуждает политеизм, то есть многобожие.
Одна из собеседниц открыла было рот, чтобы поругаться, но вторая потянула её за рукав к калитке, и, чтобы просто так не закрывать рот, первая смачно сплюнула.
— Дикари какие-то, — подвёл итог разговора Саня.
Катька попрощалась, пообещав зайти завтра.