Поклонник

Матвей осматривает знаменитые полотна сухим взглядом, слушает меня, запоминает что-то и послушно идет следом. Мне кажется, что Матвею все равно, однако неожиданно находится то, что ему нравится. «Апофеоз войны» Василия Верещагина. Пирамида из человеческих черепов на фоне выжженной степи, над которой вьются черные вороны. От этой картины веет жутью, жаром и правдой. Человеческой жестокости и жадности нет предела.

– Сильно, – говорит Матвей.

– Нравится? – спрашиваю я.

– Пугает. Слишком много смертей. Ради чего? вдруг спрашивает он.

– Ради денег и власти.

– Но стоит ли оно того, Ангелина?

Я медленно качаю головой:

– Жизнь человека стоит гораздо больше.

Его кофейные глаза пронзают меня.

– Кто-то уносит чужие жизни и за куда меньшую цену. Нет ничего хуже, чем убийцы, безнаказанно разгуливающие по свету.

Он говорит это с таким презрением, что кажется, будто каждое слово, каждый звук пропитаны ядом.

Эти слова выворачивают меня наизнанку, и впервые за долгое время я чувствую страх и ненависть к самой себе. Я осталась безнаказанной. Зачем только я это сделала? Я вспоминаю то, что произошло три года назад, и на мгновение мне кажется, что мое лицо покрывается мелкими трещинами. Я не хочу рассыпаться вновь.

Матвей внимательно наблюдает за мной, словно изучает реакцию.

– Что с тобой, принцесса? – вкрадчиво говорит он.

– Это так страшно, – отвечаю я, глядя в пустые глазницы скалящегося черепа на картине. – Я даже думать об этом не хочу. Идем дальше.

Еще Матвею неожиданно нравится живописное полотно пера Максимова «Приход колдуна на крестьянскую свадьбу». Он долго рассматривает эту картину, пытаясь уловить выражение лиц всех изображенных на ней людей, а я наблюдаю за его лицом и украдкой улыбаюсь.

– Что? – поворачивается он ко мне. – Почему ты на меня так смотришь? Я не собираюсь срывать со стены картины и бежать к выходу.

– Ты красивый, когда рассматриваешь картины, признаюсь я.

– А все остальное время урод? – приподнимает он бровь.

– Нет, но рядом с картинами ты особенно красив. Как никто на свете. Ты рассматриваешь их с видом знатока, и мне кажется, будто ты умный. А мозг – это самое сексуальное в мужчине, – лукаво говорю я.

– То есть я зря хожу в зал? – смеется Матвей. Может быть, мне заняться шахматами и прокачивать мозг, а не тело?

– Можешь заниматься и тем и другим, – разрешаю я.

– Спасибо, принцесса. – И он обнимает меня.

Мы стоим перед огромным полотном и рассматриваем его вместе. Это непередаваемое ощущение, но отдаться полностью ему я не могу. Мою спину терзает чей-то взгляд.

А потом мы приходим в зал Врубеля. Нас встречает «Принцесса-греза», грандиозное панно в стиле модерн. Оно чудесно, но первым делом я хочу показать Матвею «Царевну Лебедь», мою любимую работу художника, однако он не ждет меня, а идет к «Демону сидящему». Останавливается перед ним и замирает, сосредоточенно разглядывая.

Я неслышно подхожу к нему, беру под руку и тоже смотрю на картину. Каждый раз, когда я вижу демона, сидящего, сцепившего мощные руки, в окружении цветов, то слышу рассыпчатый звон стекла, тихий шорох гаснущих звезд и чувствую холод измученной бездны.

– Я знаю эту картину, – говорит Матвей, не сводя с нее взгляда. Мне кажется, его как магнитом тянет к этому полотну, от которого исходит сила. Ему хочется прикоснуться к рукам демона, понять, что он видит, почувствовать спиной отблески далекого красного заката.

– Неудивительно, – хмыкаю я. – Она безумно известна.

– Почему она так странно нарисована?

– Написана, – мягко поправляю его я. – Врубель использовал не кисти, а мастихин. Это такая тонкая стальная лопатка. Он делал крупные мазки, и кажется, будто холст соткан из кристаллов и граней. Будто это имитация мозаики. Помнишь поэму Лермонтова? Где демон влюбился в княжну Тамару, но едва только она обняла его, как погибла. Врубель создавал иллюстрации к ней, а потом нарисовал три картины… Это первая. Каким тебе кажется демон? – спрашиваю я неожиданно для самой себя.

– Теперь ты проверяешь меня? – хмыкает Матвей. – Смогу ли я распознать то, что хотел изобразить художник, да? Это маленькая месть за тот мой маленький эксперимент?

– Нет, конечно. Мне просто интересно. Все видят демона по-разному. Скажи, каким его видишь ты?

– Печальный, властный, благородный, сильный, – задумчиво отвечает Матвей. – Возможно, изначально он был добрым, но зло в нем победило.

– А почему он печален? – продолжаю я.

– Неприкаянный. Слишком устал творить зло. Это действительно сложно. И зло уже надоело, и к свету невозможно вернуться. Он никогда не забудет своих грехов.

Матвей почему-то убирает мою руку, и его холод и меланхолия обжигают меня. Я не чувствую обиды, мне почему-то становится жаль его, и я понимаю, что еще совсем не знаю этого человека, но я хочу раскрыть его душу, вывернуть наизнанку и чувствовать его так же, как и себя.