Поклонник вулканов

При проведении репрессий все же не удалось избежать одной ошибки. Она заключалась в том, что было казнено всего-навсего человек тридцать-сорок. При вынесении смертного приговора закрывается досье на приговоренного к казни. А вот в приговоре к тюремному заключению указывается определенный срок. Так что большинство хранившихся у Скарпиа досье оставались незакрытыми. Маркиз Анджелотти, пробыв на каторжных работах на галерах три года за хранение двух книг Вольтера (вообще-то три года давала за хранение одной-единственной книги, а у него нашли целых две, — так что полагалось шесть лет), вышел на свободу и перебрался в Рим, где продолжал свою подрывную преступную деятельность, направленную против законности, порядка и религии. Видимо, строгое наказание довольно редко перевоспитывает преступников и утихомиривает их.

Брат герцога, делла…, отсидев гораздо меньший срок (за ненапудренные волосы он получил всего полгода тюремного заключения), покинул тюрьму психически ненормальным, был помещен в родовой дворец и с тех пор проживал в нем безвылазно. Один из осведомителей Скарпиа, ливрейный лакей в этом дворце, доносил, что брат герцога уединился в своих апартаментах, запер все двери и ставни и теперь сидит и все время пишет какие-то невразумительные стихи. Ну что ж, одних злодеев выпускали на свободу, но тут же приходилось хватать и сажать других. Вот, к примеру, знатная португальская сеньора, фрейлина королевы Элеонора де Фонсека Пиментель, которая повадилась сочинять сонеты во славу королевы, взяла да и написала оду о свободе и похвалилась виршами одной своей подруге. Так что Скарпиа пришлось в минувшем октябре на пару лет упечь фрейлину куда подальше.

Поэты! Черт бы их побрал!

Когда в декабре прошлого года королевская семья уехала из Неаполя под защитой английского адмирала, Скарпиа остался в городе, так как королева поручила ему во время отсутствия быть ее глазами и ушами. Он рыскал по всему Неаполю в черном плаще, похожем на те, что носят адвокаты, и воочию наблюдал, как сбываются мрачные предсказания королевы. Маркиз Анджелотти сразу же примчался из Рима, чтобы возрадоваться анархии, установившейся в Неаполе после свержения законного правительства. На местную тюрьму совершили нападение и освободили несколько заурядных преступников. К сожалению, именно в эту тюрьму он засадил Фонсеку Пиментель, и она вышла из темницы с гордо поднятой головой, болтая всякую ересь про свободу, равенство и права народа. Она что, не понимала, что толпа по случайности освободила ее? Эти паршивые поэты, профессора и либеральные аристократы вообразили, будто они выступают ради блага народа. Но у народа совсем другие цели и мысли. Простые люди любят своего короля (они все еще слишком невежественны и поэтому не могут любить королеву) и с восторгом воспринимают дистанцию между необычайной роскошью и распущенностью двора и собственной нищетой. Как и король с королевой, народ ненавидит образованных, рафинированных аристократов. Французы продвигаются на юг полуострова, и чернь, разозленная бегством короля, считает виновной во всех своих бедах местную аристократию. Ну что ж, правильно считают. Пусть раздувается пожар народной войны. Пусть Неаполь очистится от этих проклятых мятежников вместе с их богопротивными книжонками и французскими идеями, чванством яйцеголовых ученых и филантропическими реформаторами.

Скарпиа предался исступленным мечтам о возмездии.

Люди, конечно же, сволочи, но они жаждут возвращения роялистского правления. Отныне он не должен делать всю работу один. За него ее сделает народ.

Барон Скарпиа был исключительно пылким по натуре человеком. Он многое знал о человеческих страстях, особенно о тех, которые вызывали порочные преступления. Он знал, как усилить сексуальное наслаждение, унизив и опозорив объект чужого желания, — от этого барон получал особое удовольствие. Он знал, как можно притупить всякого рода страх перед новым, неизвестным, а следовательно, и угрожающим. Для этого нужно увязать подследственного с теми, кто беззащитен или равнодушен к делу, встревожить их и причинить им вред. А он видел, что именно это происходит вокруг него. Скарпиа любил действовать нагло, с напором, агрессивно. Вместе с тем он не понимал, как это можно уклоняться от встречной силы и отступить без боя. Такая черта характера, считал он, присуща коллекционерам.

Многочисленные перевертыши из аристократов — сторонники французской революции — распространяли просвещенные идеи среди высших сословий, а там было немало коллекционеров (гораздо больше, чем просветителей), для которых с приближением революционных перемен наступали тяжелые времена. Их коллекции — набор ценностей, заимствованных из прошлого, им нет дела до того, кто сколько перечитал томов Вольтера. Революционная эпоха — самое неподходящее для них время.