Поклонник вулканов

Грабители переходили из комнаты в комнату, из зала в зал, срывая по пути картины со стен, откидывая крышки сундуков и распахивая дверцы буфетов, опустошая выдвижные ящики столов и шкафов, выкидывая содержимое на пол. Они громили картинную галерею, где висели самые великолепные и ценные из коллекции полотна герцога; библиотеку, где хранилось множество дорогих бумаг и документов, богатая подборка редких книг и старинных манускриптов, собранных еще сто пятьдесят лет назад предком герцога, знаменитым кардиналом, а также немалое число современных книг; его кабинет с красовавшейся в застекленных шкафчиках коллекций минералов; химические лаборатории, где хранились десятки разных механических приборов и инструментов; часовую мастерскую, в которой герцог, овладев мастерством часовщика, любил отдыхать от научных занятий. Окна на верхних этажах с треском распахнулись, и во двор полетели картины, статуэтки, бюсты, книги, бумаги, инструменты, инвентарь и приборы. В то же время грабители стаскивали вниз богатую мебель, посуду, постельное и столовое белье, а потом волокли все это во двор. Мало-помалу были сорваны с петель и унесены двери, окна, балконные перила, балки и перекладины, даже поручни лестниц.

Через несколько часов членам семьи герцога за большую мзду позволили покинуть дворец, но предварительно обыскали, чтобы они не унесли с собой хоть самую малость. На их мольбы отпустить с ними герцога и его брата грабители ответили презрительными насмешками. «Ну хоть разрешите моему больному сыну уйти с нами», — взмолилась старая герцогиня. — «Нет!» — «Позвольте мне хотя бы попрощаться с отцом», — вскричала младшая дочь герцога. — «Нет!» — «Ну разве вы сами не отцы, не мужья, не сыновья? — заплакала супруга герцога. — Разве у вас нет хоть капли жалости?» — «Да!» — ответили грабители на первый вопрос. «Нет!» — на второй.

Рыдающих домочадцев вывели через черный вход и вышвырнули на улицу.

Герцога и его брата, дрожащего от холода в пижаме, все это время держали под охраной на конюшне. Во дворе разожгли костер, их привели туда и привязали веревками к стульям, чтобы они стали свидетелями бесчинств.

Костер полыхал весь день. Полотна Рафаэля, Тициана, Корреджо, Джорджоне и еще шестьдесят четыре другие картины полетели… в огонь. И старинные манускрипты, труды по истории, описание путешествий, книги по науке, искусству и промышленному производству, полные собрания сочинений Вико[65], Вольтера и Д’Аламбера[66]

… в огонь.

В трепещущее пламя костра бросили даже то, что не горит: его коллекция минералов и камней с Везувия, добытых из огня, снова оказалась в огне. Изящные часы, маятники и гири, компасы, подзорные трубы, хронометры, барометры, термометры, курвиметры, угломеры, эхометры, гидрометры, винометры, пирометры… ломали и бросали в огонь. Смеркалось. Костер все горел. Опустилась тьма. На небе высыпали звезды. Огонь по-прежнему полыхал. Брат заплакал, попросил развязать его и тут же уснул, а герцог все смотрел и смотрел, глаза у него заболели от напряжения. Он судорожно кашлял, но не произнес ни слова. Когда уже нечего было жечь, толпа сгрудилась около них и принялась выкрикивать оскорбления: «Якобинцы! Французские прихвостни!» Затем несколько грабителей принялись стаскивать с герцога сначала чулки и башмаки, а затем, перерезав веревки, связывающие его руки за спиной, стянули с него шелковый камзол, жилетку, галстук и нижнюю рубашку. Когда стягивали одежду, герцог извивался и корчился, но не для того, чтобы помешать злодеям, а наоборот, чтобы они поскорее закончили свое черное дело и он смог бы застыть в прежней позе безропотного подчинения грубой силе, которая, как ему казалось, наилучшим образом соответствовала его высокому сану и чувству собственного достоинства. С обнаженным торсом, с гордо поднятой головой он сидел, не проронив ни слова.

Чем отважнее ведешь себя во время истязаний, тем изощреннее становятся мучители. Где-то в углу двора нашлась деревянная бочка с дегтем, ее прикатили и поставили поближе к костру. Затем вышибли дно и облили горячим дегтем брата герцога, который от жуткой боли вмиг пробудился и завопил, а потом откинул голову назад, как подстреленный. После этого кто-то и впрямь выстрелил в него. Мародеры развязали труп и кинули в огонь. Герцог от ужаса пронзительно закричал.

В это время у ворот стоял и наблюдал за всем происходящим человек в черном плаще и в густо напудренном парике. По бокам его выстроились несколько солдат в униформе муниципальной гвардии. Кое-кто в толпе хоть и не признал этого человека, но, видимо, все же догадывался и поглядывал в его сторону с опаской.

Человек в черном плаще пристально смотрел на герцога, но не в лицо ему, а на его пухлый белый живот, содрогающийся от рыданий. Ноги у герцога покраснели от крови — их прострелили, но он по-прежнему сидел на стуле, гордо распрямив плечи, руки у него опять связали за спиной.