Поклонник вулканов

— Но о чем все же думает король? — спросил совершенно серьезно герой Кавалершу.

— О том, как поразвлечься, — перевела она строчки из письма, полученного утром от королевы. Что касается короля, писала королева, то неаполитанцы для него все равно что готтентоты[73].

Вот еще несколько примеров.

Публичные казни на большой рыночной площади города начались в воскресенье седьмого июля, как раз накануне приезда короля.

Ни герой, ни его друг смотреть на казни не пожелали. И не потому что не были любителями подобных зрелищ, а просто не хотели проявить мягкость и жалость. Определенная дистанция отделяла их от осужденных.

И все-таки случались всякого рода неожиданности. Вот что произошло через два дня после начала казней и день спустя по прибытии короля из Палермо на сицилийском фрегате. Король сошел с борта корабля с высушенной лапой цапли в петлице в качестве талисмана от дурного глаза. Своей временной резиденцией он сделал апартаменты на английском флагмане «Фудроинт». Король, пыхтя и отдуваясь, с трудом вскарабкался по трапу на шканцы, чтобы пожаловаться Кавалеру на скукоту в Палермо в то лето, как вдруг его внимание привлекли громкие испуганные выкрики матросов. Он с любопытством подскочил к поручням, чтобы посмотреть, что же такое стряслось. Должно быть, очень огромная рыбина! А там, метрах в десяти за кормой, торчали из воды торс и голова с пеной в локонах волос его старинного приятеля адмирала Карачиоло. Он потихоньку плыл к судну, а впереди его мертвенно-бледного и полуразложившегося лица качалась на волнах его седая борода. Будь перепуганные матросы неаполитанцами, то непременно начали бы креститься. Король в ужасе осенил себя крестным знамением, выругался и побежал вниз. Кавалер разыскал его в тесном межпалубном пространстве, хныкающим и глупо хихикающим в окружении перепуганных камергеров и лакеев.

— Он там? Он все еще там? — ревел король. — Утопить его!

— Будет сделано, ваше величество!

— Сейчас же!

— Ваше величество, труп адмирала буксирует лодка на мелкое место, чтобы захоронить его в песках на берегу.

— Почему он вылез передо мной? — пронзительно завопил этот так и не отошедший от детства взрослый человек.

Кавалера тут же осенила удачная мысль, и он не преминул воспользоваться своим умением ловкого придворного, каковым всегда и являлся.

— Ваше величество, — стал разъяснять он королю, — хотя Карачиоло и был, кажется, предателем, но вам вреда причинить он сейчас не хотел. Но, даже раскаявшись в своем грехе, он все еще не может найти покоя, пока не получит от вас прощения. Потому и явился сюда, чтобы вы простили его за предательство.

Представьте себе, что вы пассажир. Все мы частенько бываем пассажирами. На судне, в истории, когда плывем куда-то. Вы не капитан. Но у вас великолепная каюта.

Разумеется, ниже ее в трюме сидят голодающие иммигранты или обращенные в рабство африканцы, или же завербованные матросы. Вы не можете помочь им, хотя искренне жалеете их, но повлиять на капитана не в силах. Каким бы жалостливым вы ни были, на деле оказываетесь совершенно бессильны. Иной поступок, может, и облегчил бы вашу совесть, если она у вас пока еще есть, но существенно не улучшил бы положение тех несчастных. Вы бы им помогли, если бы, например, отдали в их распоряжение свою просторную каюту с дополнительным отсеком для хранения вашего внушительного багажа, поскольку у тех, кто сидит там, внизу, хоть и нет почти никаких пожитков, однако самих этих людей так много. Или, допустим, поделились пищей, которую вам приносят. Но тут же возникают сомнения: ведь они могут испортить в каюте красивые вещи, все тут переломать и раскидать, а пищи все равно никогда не хватит, чтобы накормить их всех. Так что выбора у вас нет, и придется по-прежнему наслаждаться вкуснейшими яствами и любоваться прекрасным видом в одиночку.

Однако предположим, что безразличным вы все же не остаетесь и все время ломаете голову над происходящим. Хотя это и не ваше дело, да и отвечать вы за это не можете, вы как-никак являетесь участником и свидетелем того, что здесь происходит. (Большинство исторических событий описывается свидетелями-пассажирами, едущими первым и вторым классом.) Ну а допустим, что эти несчастные люди, запертые в трюме, могли бы в иных условиях иметь каюту не хуже вашей, были бы равными вам по рангу и положению в обществе или же разделяющими ваши интересы, тогда бы вы с еще меньшей вероятностью остались бы равнодушным к их нынешней незавидной судьбе. Но, разумеется, спасти их от наказания, если они того заслуживают, вы не в состоянии. Но вот попытаться вмешаться, с учетом вашей доброты и порядочности, — можете. Например, порекомендовать проявить снисходительность или же, по меньшей мере, благоразумие.