Покой

— Ну, полагаю, никому не нравится покидать родной дом, но лет через пятьдесят он будет выглядеть примерно так же, как сейчас, а мы его уже весь повидали. — Эм Лорн указала на заднюю часть дома (куда вел темный и узкий коридор). — Невежливо тащить вашу компанию на кухню, однако там стоит плита, и вы сможете немного просохнуть. Марджи, ты поставила чайник, как я просила?

Девочка не ответила — она уже вприпрыжку бежала по коридору впереди нас, — и я вдруг понял, с тем потрясением, который испытывают дети, когда получают некоторое представление о чувствах, отличных от собственных, что наш приезд (автомобиль, незнакомцы, моя тетя в красивой одежде — и даже я, новый товарищ по играм) были для этой маленькой девочки пугающим и в то же время волнующим опытом.

— Есть пончики, — сказала миссис Лорн. — Сегодня после церкви я испекла пончики.

Я чувствовал их запах, свежий, пряный запах, борющийся с затхлым воздухом коридора. Я промок и уже очень хорошо понимал, что фермерскому дому Лорнов (как и дому моего деда по материнской линии, о котором я уже почти забыл к тому моменту) недоставало обитающей в подвале угольной печи, раскинувшей повсюду осьминожьи щупальца труб, ее мой отец установил в доме бабушки, когда я был слишком мал, чтобы это помнить.

— И мы можем выпить чаю, — продолжила миссис Лорн позади меня. — Мы, Мерчисоны, переняли привычку пить чай в Китае и никогда ей не изменяли — так говорила моя мать. Я Мерчисон и по материнской линии, и по отцовской; они были троюродными братом и сестрой и могли жениться в соответствии с установленными правилами. Посмотрите на эту фотографию. — (Я почувствовал, что она остановила мою тетю и мистера Макафи, и тоже остановился, оглянулся, чтобы понять, в чем дело.) — Это самая старая церковь Кардиффского братства, которая когда-либо была в Китае, а на другой стороне улицы — магазин с карточкой с надписью на китайском в витрине. В магазине раньше продавали опиум, так рассказывала моя бабушка. Мой дед Эли Мерчисон был основателем и первым пастором этой церкви. Его нет на фотографии, потому что он снимал. Я сама родилась и выросла в Кардиффском братстве, но теперь хожу в общину Испытанной веры, потому что Карл там служит; но они не проявляют щедрости, посылая миссионеров во славу Божию к язычникам, как это заведено у Кардиффского братства.

— Прекрасная китайская уличная сцена — посмотри на торговца с тележкой, Джимми, — сказала тетя. — Держу пари, это корень женьшеня. А старуха-то какая!

Девочка манила меня из кухни; я оставил взрослых и присоединился к ней перед огромной чугунной плитой.

— Есть пахта, — сообщила она, — если вдруг ты не хочешь чаю.

Я впервые услышал ее голос и с удивлением обнаружил, что она не была застенчивой. Ее волосы были почти такими же темными, как у тети Оливии, но лицо выглядело очень бледным. Дома мне никогда не разрешали пить чай, но я пил его регулярно с тех пор, как приехал погостить к тете.

— Чай годится, — сказал я с видом знатока и прибавил: — Люблю побольше сахара.

— Для гостей есть белый сахар, — сообщила девочка. — А мы используем древесный.

Я сказал, что мне тоже больше нравится сахар из дерева гикори.

— Тогда поставлю-ка я чайник завариваться. Они там еще долго будут разговаривать.

Я кивнул, и девочка — довольно грациозно и буднично, словно матрона, берущая пепельницу с каминной полки — взобралась на кухонный стол своей матери, чтобы снять приземистый китайский чайник с высокой полки.

— Мы не используем заварочное ситечко, — объяснила она. — Папа как-то привез одно из города, а мама сказала, что оно испортило вкус, так я выбросила его. А оно было из настоящей меди. — Она насыпала ложку черного чая в заварочный чайник и добавила кипятка из обычного на плите. — Теперь все будет готово, когда они придут. Подожди минутку, я принесу чашки.

Я заметил, что чайник разрисован сотнями крошечных лиц в оранжевом и черном цвете; не сомневаясь, что он привлечет внимание тети, я с интересом его изучил, готовый указать на эту диковинку, как только Оливия войдет в комнату, чтобы предъявить полноправные претензии на славу, которая справедливо полагается первооткрывателю.

— Он не подходит к чашкам, — сказала девочка, — он очень старый. Меня зовут Марджи.

Я пробормотал, что меня зовут Ден, и указал на одно из лиц.

— Оно улыбается.

— Чайник был весь белый, когда его сделали, — начала рассказывать Марджи, — и всякий раз, когда тот, кому он принадлежит, умирает, на нем появляется его лицо. Моя тетя Сара владела им до мамы — хочешь ее увидеть?

Конечно, я сказал, что хочу — и она указала на крошечное, довольно мрачное (и, как мне показалось, довольно восточное) лицо на конце носика.

— Сначала все было белым, и первые лица появились возле ножки — видишь? Это самые старые. Потом они начали возникать вот здесь, на основной части, и теперь места почти не осталось; когда оно совсем закончится, чайник разобьется.

С порога тетя Оливия сказала: