Покой

Затем, собрав все мужество и вспомнив, что поведал мне дух — мертвец не собирался причинять вред, если я не ступлю на его могилу или не отброшу один из камней, которые защищали его от шакалов, — я заговорил с ним, сказав: „О ты, вернувшийся оттуда, откуда никто не возвращается. Ты пробудился от смерти, которая, как говорят люди, никогда не умирает; поведай нам о том месте, откуда ты пришел“.

И тогда он промолвил: „О тени нерожденных лет, ступайте прочь и не тревожьте день, принадлежащий мне“».

5. Президент

— Ваша реакция на карты была довольно интересной, мистер Вир, но…

— Но весьма многословной.

— Вовсе нет. Чем больше отклик на каждую карту, тем больше можно узнать. Однако я собирался сказать, что мне придется прекратить наш маленький эксперимент, каким бы увлекательным он ни был. Я должен заняться другим пациентом.

— И к какому же выводу вы пришли?

— Я хочу просмотреть свои заметки, прежде чем изложу выводы, мистер Вир. Не могли бы вы вернуться сегодня днем? Скажите секретарше, что я назначил вам встречу после завершения приема пациентов, — доктор Ван Несс выровнял стопку желтых карточек, постучав ими по своему столу, а затем совершенно умышленно (как мне показалось) перетасовал их. — Вы хотели еще о чем-то спросить, мистер Вир?

— Я собирался спросить, почему к вам приходила мисс Лорн.

— Не припоминаю пациентку с такой фамилией.

— Миссис Прайс.

— Это та Маргарет Лорн, о которой вы мне рассказывали? Очень жаль, но я не могу обсуждать своих пациентов. Ничего серьезного.

— Понимаю.

— На вашем месте, мистер Вир, я бы сейчас пошел домой и немного отдохнул.

В приемной появилась новая группа людей. Один из них был служащим, а две — женами служащих. Я спросил мужчину, что привело его к врачу, и только потом, когда он принялся рассказывать, понял, что он подумал, будто я провожу медосмотр.

В офисе мисс Биркхед сообщила, что мне никто не звонил. Я вошел в кабинет и сел за свой стол, спиной к заводу. Я избавился от стола Джулиуса Смарта — тяжелого, старомодного, с резными ножками, передней и боковыми панелями, — когда переехал. Декоратор заменил его капом77 грецкого ореха, который по форме напоминал сгусток слюны на тротуаре. Ковер был оранжевым (я настоял), а бронзовое пресс-папье в форме апельсина придавливало почту. На стене висели фотографии времен моей работы в инженерном отделе — не так много, как хотелось бы, но все, что нашлось: я у чертежной доски, не ведающий о том, что меня снимают; групповая фотография, задуманная неформальной, но получившаяся слегка напряженной — я, еще один инженер и Фред Нили, мой техник после Рона Голда; шутливое фото на пикнике компании — мы с Бертом Уайзом фехтуем ручками крокетных молотков. В одну из стен офиса был встроен бар, и я налил себе скотча, прежде чем сесть за стол. Обычно при свидетелях я пил «отвертки», и скотч позволил мне расслабиться.

Первое письмо было написано от руки на линованной тетрадной бумаге.